— Я помню тебя, — вдруг заявил Иллур, присмотревшись к загорелому и обветренному лицу карфагенского военачальника, — это ведь ты много лет назад был у меня пленником вместе с моим кровным братом?

— Было такое, — не стал отнекиваться Федор, скрестив руки на груди, — но с тех пор много воды утекло. Я стал военачальником в армии Ганнибала. А твой кровный брат тоже не пропал. Флотом командует.

— Ты прав, — кивнул Иллур, внезапно успокоившись и снова присаживаясь на ковер к небольшому столику, ломившемуся от яств, — воды утекло много. И вина, и крови…

Он замолчал ненадолго, задумавшись о чем-то. За это время возникший в шатре невесомой тенью слуга, вновь наполнил их чаши. И также незаметно исчез.

— Магон пишет, что я могу доверять тебе. Что у вас трудности в войне с римлянами, и просит помочь, — промолвил наконец Иллур, скользнув взглядом по свиткам, лежавшим тут, же на ковре. — Я уже много лет знаю Магона. Зря он ничего не сделает. Карфаген силен, у него много солдат и кораблей, а кроме того, он ближе. Почему Карфаген сам не поможет твоему хозяину?

Закончив свою тираду, раздосадованный Федор снова перевел взгляд на площадь. Римляне, развернув коней, с криками и руганью набросились на толпу, принявшись разгонять народ. Всадники стремились быстрее пробиться в сторону харчевни, откуда прилетела стрела, и окружить ее.

— Терис, хватай мешок, и бежим, — коротко приказал Чайка и, не обращая больше внимания на потерявшего дар речи хозяина, быстрым шагом направился сквозь скопление гулявших матросов в надежде, что за то время, пока здесь все осознают, они уже будут на другой стороне.

Так и произошло. Почти. Протолкавшись сквозь множество людей, Федор и Терис оказались у другого края заведения, как вдруг позади раздался вопль кабатчика:

— Держи их, это карфагенские лазутчики!

Перед командиром двадцатой хилиархии мгновенно вырос пьяный матрос с чашей какого-то пойла в руке и попытался преградить дорогу.

— А ну стой! — рявкнул он, пытаясь схватить Чайку за плечо.

Но Федор с ходу, не вступая в переговоры, врезал ему в челюсть. Чаша вылетела из руки матроса и со звоном разбилась об пол. А сам он отлетел назад, со страшным грохотом опрокинув с.....

Но Чайка не забыл. Если допустить, что сенатор Магон, его благодетель, замышлял что-то против Ганнибала, хотя и клялся тому в вечной дружбе, так можно было далеко зайти. Впрочем, у политиков такого уровня, да еще когда шел, по сути, передел мира, на все были свои резоны, не ведомые простым смертным. И Чайка вдруг поймал себя на мысли, что и у Ганнибала, который действовал уже давно без подкреплений из метрополии, но и часто без указаний сената, могли возникнуть искушения. Великому Карфагенянину беспрекословно подчинялась мощная армия здесь и в Испании, землями которой распоряжался его брат. А теперь, после захвата богатой Сицилии и Южной Италии, ему принадлежало почти полмира. Успешный поход на Рим мог взорвать ситуацию. И вряд ли это не понимали в Карфагене.

Неизвестно, что на самом деле думали друг о друге эти сильные мира сего, оба вызывавшие симпатию у Чайки, но если догадки были верны, то Федор очень скоро мог оказаться между молотом и наковальней. Впрочем, все это были пока только догадки.