Начало
Роман Сенчин Конец сезона повесть 1 – Ну хватит бродить, давай здесь сядем. Никита! Услышав свое имя, он привычно, но для окружающих незаметно поморщился… В детстве имя было редким и потому очень удобным для выдумывания дразнилок: в садике ему обычно кричали: “Никитка – битка”, “Никита – сита”, в школе – “Никита, Никита – рожа вся разбита”. А потом имя стало модным и то и дело звучало на улице. “Никита, сколько можно звать? Ну-ка быстро пошли!” Его дергало чувство вины, он машинально оборачивался на голос и видел женщину, которая звала сыночка лет четырех. Тоже Никиту. И становилось неприятно, словно это действительно накричали на него… А в последнее время он был вынужден пять дней в неделю носить на лацкане пиджака или на белоснежной рубашке бейджик со своим именем. Иногда забывал про этот значок, расслаблялся, но подходил кто-нибудь из покупателей, в основном это были, как назло, молодые интересные женщины, и, будто знакомого, а точнее, слугу спрашивал: “Никита, что вы посоветуете купить для моего молодого человека? У него повышение, хочется сделать подарок”. Или такое, как ему казалось, явно издевательское: “Знаете, Никита, мы.....
Середина
– Как дела-то, Никит? Рассказывай! – спрашивал Андрюха. – Сто же лет не виделись! – Да вот дочку родили. Четыре месяца… Решили попробовать съездить… – Отлично! Вы молодцы, что приехали! Спасибо! “Опять молодцы, – усмехнулся Сергеев, – все молодцы”. – А дочка у вас – чудо! Такой ребеночек!.. Ух-х, Дашутка, принцессой будешь!.. Сергеев зачем-то ляпнул: – Она, кстати, уже разговаривать может. Наталья хохотнула. Остальные чуть ли не хором изумленно-недоверчиво выдохнули: – Как это?! – Да нет, я серьезно. – Сергеев глянул на жену. – Скажи. – Ну, не то чтоб разговаривает, – осторожно ответила она, – но что-то такое получается… – Все у нее нормально получается! Ну-ка дай мне. – Он взял дочку; Дашка лежала с открытыми глазами, пустышки во рту не было. – Даш, скажи, как тебя зовут? Ну, скажи. Как зовут нашу девочку? Дочка настроила взгляд на Сергееве и улыбнулась. – Ну, скажи, солнышко. Как тебя зовут? А?.. Да-аш. Давай. – Гы-ы, – сказала она.
Конец
Сергеев открыл глаза, снова услышал храп и сап, в носу засвербело от запаха перегара, от кислости, пыли… “А что, – задумался, – если попросить Макса, чтоб научил? Ведь действительно – мало кто играет. Приезжать куда-нибудь в Загорск или в Коломенское и играть. Петь про Илью Муромца. Он вон ничего, кажется, – коньяк пьет… Волосы отрастить, надеть рубашку славянскую и поехать. С такой профессией и до старости не пропадешь”. И, понимая нелепость и несбыточность этого плана, Сергеев продолжал его развивать: он сидит на лужайке перед церковью, щиплет струны; идет по проходу электрички, закатывая глаза, поет про Соловья-разбойника, а впереди Саня, и тоже поет, поет жалобно, в руках тоже гусельки… И появилась жена в домотканом одеянии, с ремешком на волосах, держит Дашку… Песня жалобная, красивая, рвет душу. Пассажиры благодарно кладут в сумку деньги… “А как легко она заявила, что если не чувствую в себе сил быть мужем и отцом, то – „давай решать”. Разво.....
|