Дэн Симмонс

Песнь Кали

Харлану Эллжону, который слышал песнь, а также Карен и Джейн, которые являются моими другими голосами.

…Есть тьма. Она для всех. Лишь некоторые из греков и их почитателей в своем текучем расцвете, где дружба красоты с человеческими существами была идеальной, считали, что они отчетливо отделены от этой тьмы. Но и эти греки находились в ней. Но все равно завязшее в грязи, терзаемое голодом, загнанное в сутолоку улиц, ввергнутое в войны, страдающее, несчастное, суетящееся, получающее удары в живот, убитое горем, бесхребетное человечество продолжает восхищаться ими; все его множество, кто из-под клубов черного дыма хаоса Везувия, кто среди вздымающейся калькуттской полночи, вполне сознавая, где они.

Но это Ад; и я не вышел из него.

Есть места, слишком исполненные зла, чтобы позволить им существовать. Есть города, слишком безнравственные, чтобы испытывать страдания. Калькутта – именно такое место. До Калькутты я бы только посмеялся над такой идеей. До Калькутты я не верил в зло – во всяком случае, в качестве силы, отдельной от действий людей. До Калькутты я был глупцом.

Все почувствовали себя в высшей степени неловко, кроме Кришны. И меня. Я начинал получать от этого удовольствие. И уже радовался тому, что взял с собой Кришну.

Мы поехали от отеля в восточном направлении в небольшом, битком набитом «„премьере“. На переднее сиденье втиснулись Гупта, Чаттерджи и водитель Чаттерджи в униформе. Насколько я мог видеть, одну руку водитель высунул из окна, другой все время поправлял фуражку, а рулил коленями. Результат не отличался от обычного.

Я сидел сзади, зажатый между Кришной и Амритой, державшей на коленях Викторию. Все мы обильно потели, но Кришна, по-моему, начал раньше, чем остальные. Стояла невероятная жара. После того как мы покинули отель с кондиционером, в фотоаппарате Амриты и очках Чаттерджи успели запотеть стекла. Было не меньше ста десяти градусов, и моя рубашка почти сразу же прилипла к спине. На захламленной площади напротив отеля сидели на корточках, задрав колени выше подбородка, сорок или пятьдесят мужчин. Перед ними на мостовой были разложены мастерки, доски для замеса извести, отвесы. Картина напоминала очередь безра.....

Но это выражение все преследует меня. Я разработал целую теорию насчет Калькутты, хотя «теория» – слишком громкое слово для точки зрения, основанной на одной интуиции.

Думаю, что черные дыры существуют в действительности. Черные дыры человеческого духа. И в тех местах на Земле, где из-за перенаселенности, нищеты или просто людской извращенности распадается связь вещей, эта черная сердцевина в нас поглощает все остальное.

Я читаю газеты, смотрю вокруг, и меня не покидает леденящее ощущение, что эти черные дыры все разрастаются, что они становятся все привычнее и в полной мере удовлетворяют свой гнусный аппетит. Они не ограничены чужими городами в далеких странах.

Ничего заранее не объяснив Амрите, я спросил у нее недавно, что такое черные дыры в астрономии.

Она дала пространные комментарии, большая часть которых основывалась на математических выкладках из труда некоего Стивена Хоукинга и, таким образом, являлась для меня темным лесом. Но кое-что из рассказанного меня заинтересовало. Во-первых, Амрита сказала, что, по всей видимости, свет и другие виды поглощенной энергии все-таки могут вырваться из астрономических черны.....