Начало
Дмитрий Быков Эвакуатор И р к е Соленый морской ветер нес золу и пепел нам в лицо. Дафна Дюморье, «Ребекка». Пришли и сказали (дитя, мне страшно), пришли и сказали, что он уходит. Зажгла я лампу (дитя, мне страшно), зажгла я лампу и пошла к нему. У первой двери (дитя, мне страшно), у первой двери пламя задрожало. У второй двери (дитя, мне страшно), у второй двери пламя заговорило. У третьей двери (дитя, мне страшно), у третьей двери пламя умерло. А если он возвратится, что мне ему сказать? Скажи, что я и до смерти его продолжала ждать. Метерлинк, «Двенадцать песен». Кто вышел, кто пришел, кто рассказывает, кто умер? Лев Толстой. 1. – И потом, – сказал Игорь, – у нас живые деньги. – В смысле большие? – Да нет. – Он поморщился. – У кого как. Но у нас зависит реально от того, какой человек. У вас плохой человек мочь иметь много, много. У нас быть не так. У нас человек отличный, хороший, мочь иметь практически бесконечно, а дурной, злобна морда, лишаться последнее. Это быть так устроено. Такие быть зверьки. Сам мелкий, коричневый, шкурный-шкурный. Нос розовый, мягкий. Рот.....
Середина
– Что, лучше здесь погибнуть? – Нет, конечно. Все ты правильно решила. Как ты ее довезешь? – Доберемся. Триста километров, чего там. Ты меня не теряй, если я не буду звонить – значит, мобила не берет. Сейчас с этим проблемы, сам знаешь. – Катька, Катька, – повторял он и все гладил ее по голове. Катька испугалась: выходило, что не она в нем, а он в ней искал теперь опоры. – Игорь, ты боишься чего-то? – Конечно, боюсь. Боюсь, как ты поедешь. А мне с тобой нельзя – я должен быть на связи, мне за два дня до старта в Тарасовку надо. Расконсервация занимает семьдесят часов – без меня некому процесс начать. – Слушай, да я понимаю. Конечно. Зачем тебе со мной, она еще испугается. – Я бы обязательно поехал с тобой, – сказал он. – Ты же знаешь. Но надо тут. – Ой, хоть ты не будь такой кислый! – Только, Катя, – сказал он уже обычным своим голосом, деловито и твердо. – Если вдруг, мало ли, сейчас всякое бывает… Задержалась ты там, паче чаяния, провела больше двух дней, не успеваешь… На день вполне можно опоздать, просто когда расконсервация начнется – процесс уже станет необратим. Стартовать мы должн.....
Конец
ДВЕНАДЦАТАЯ БАЛЛАДА Хорошо, говорю. Хорошо, говорю тогда. Беспощадность вашу могу понять я. Но допустим, что я отрекся от моего труда и нашел себе другое занятье. Воздержусь от врак, позабуду, что я вам враг, буду низко кланяться всем прохожим. Нет, они говорят, никак. Нет, они отвечают, никак-никак. Сохранить тебе жизнь мы никак не можем. Хорошо, говорю. Хорошо, говорю я им. Поднимаю лапки, нет разговору. Но допустим, я буду неслышен, буду незрим, уползу куда-нибудь в щелку, в нору, стану тише воды и ниже травы, как рак. Превращусь в тритона, в пейзаж, в топоним. Нет, они говорят, никак. Нет, они отвечают, никак-никак. Только полная сдача и смерть, ты понял? Хорошо, говорю. Хорошо же, я им шепчу. Все уже повисло на паутинке. Но допустим, я сдамся, допустим, я сам себя растопчу, но допустим, я вычищу вам ботинки! Ради собственных ваших женщин, детей, стариков, калек: что вам проку во мне, уроде, ю.....
|