Лев Николаевич Толстой

Собрание сочинений в двадцати двух томах

Том 14. Произведения 1903–1910 гг

После бала

— Вот вы говорите, что человек не может сам по себе понять, что хорошо, что дурно, что все дело в среде, что среда заедает. А я думаю, что все дело в случае. Я вот про себя скажу.

Так заговорил всеми уважаемый Иван Васильевич после разговора, шедшего между нами, о том, что для личного совершенствования необходимо прежде изменить условия, среди которых живут люди. Никто, собственно, не говорил, что нельзя самому понять, что хорошо, что дурно, но у Ивана Васильевича была такая манера отвечать на свои собственные, возникающие вследствие разговора мысли и по случаю этих мыслей рассказывать эпизоды из своей жизни. Часто он совершенно забывал повод, по которому он рассказывал, увлекаясь рассказом, тем более что рассказывал он очень искренно и правдиво.

Так он сделал и теперь.

— Я про себя скажу. Вся моя жизнь сложилась так, а не иначе, не от среды, а совсем от другого.

— От чего же? — спросили мы.

— Да это длинная история. Чтобы понять, надо много рассказывать.

— Вот вы и расскажите.

Но пришел сторож, настоящий, знакомый сторож, и принес два пера, чернильницу, пачку почтовой бумаги и синеватых конвертов и поставил табуретку к столу. Все это было настоящее и не сон.

«Надо не думать, не думать. Да, да, писать. Напишу маме», — подумал Светлогуб, сел на табуретку и тотчас же начал писать.

«Милая, родная! — написал он и заплакал. — Прости меня, прости за все горе, которое я причинил тебе. Заблуждался я или нет, но я не мог иначе. Об одном прошу, прости меня». — «Да это я уже написал, — подумал он. — Ну, да все равно, теперь некогда переписывать». — «Не тужи обо мне, — писал он дальше. — Немного раньше, немного позже… разве не все равно? Я не боюсь и не раскаиваюсь в том, что делал. Я не мог иначе. Только ты прости меня. И не сердись на них — ни на тех, с которыми я работал, ни на тех, которые казнят меня. Ни те, ни другие не могли иначе: прости им, они не знают, что творят. Я не смею о себе повторять эти слова, но они у меня в душе и поднимают и успокоивают меня. Прости, целую твои милые сморщенные, старые руки! — Две слезы одна за другой капнули на бумагу и расплылись на не.....

11

…план Ермолова… — Ермолов Алексей Петрович (1777–1861) — генерал, с 1817 по 1827 г. главноуправляющий в Грузии, «проконсул Кавказа».

12

Барятинский Александр Иванович (1814–1879), князь, генерал, с 1856 г. — наместник Кавказа. В 1859 г. он принудил Шамиля к сдаче. Толстой был лично знаком с А. И. Барятинским.

13

Корганов Иосиф Иванович — уездный воинский начальник г. Нухи, в доме которого перед побегом жил Хаджи-Мурат. Работая над повестью, Толстой обратился к вдове Корганова с просьбой сообщить все, что она помнит о Хаджи-Мурате, о его бегстве и гибели. Толстого интересовали, например, такие подробности: говорил ли Хаджи-Мурат хоть немного по-русски, чьи были лошади, на которых он хотел бежать, заметно ли он хромал, какие были мюриды, бежавшие с ним (см.: т. 74, с. 10–11).

14

…времен второго раздела Польши. — Второй раздел Польши (Речи Посполитой) между Пруссией и Россией произошел в 1793 г. На угрозу полной ликвидации национальной независимости польский народ ответил восстанием 1794 г. во главе с Т.....