Начало
Габриэль Гарсия Маркес Женщина, которая приходила ровно в шесть Дверь открылась скрипя. В этот час ресторан Хосе был пуст. Било шесть, а Хосе знал: постоянные посетители начинают собираться не раньше половины седьмого. Каждый клиент ресторана был неизменно верен себе; и вот с последним, шестым, ударом вошла женщина и, как всегда, молча подошла к высокому вращающемуся табурету. Во рту она держала незажженную сигарету. — Привет, королева, — сказал Хосе, глядя, как она усаживается. Он направился к другому краю стойки, на ходу протирая сухой тряпкой ее стеклянную поверхность. Даже при виде этой женщины, с которой был дружен, он — рыжий краснощекий толстяк — всегда разыгрывал роль усердного хозяина. — Что ты хочешь сегодня? — спросил Хосе. — Перво-наперво я хочу, чтобы ты был настоящим кабальеро. Она сидела на самом крайнем в ряду табурете и, облокотившись о стойку, покусывала сигарету. Заговорив, она выпятила чуть-чуть губы, чтобы Хосе обратил внимание на сигарету. — Я не заметил, — пробормотал он. — Ты вообще ничего не замечаешь, — сказала женщина. Середина
— Что? — сказал Хосе. Он пытался заглянуть ей в глаза исподлобья, так как она пригнула ему голову. — Что убил бы человека, который переспит со мной. — Убил бы того, который переспит, королева. Клянусь, — сказал Хосе. Женщина выпустила его волосы. — Стало быть, ты вступишься за меня, если я убью кого-нибудь, сказала она утвердительно, отталкивая с грубым кокетством огромную, как у кабана, голову. Хосе ничего не ответил, лишь улыбнулся. — Отвечай, Хосе, — сказала женщина. — Ты меня защитишь, если я убью кого-нибудь? — Ну, это зависит… — сказал Хосе. — Говорить — одно, а делать другое. — Никому полиция так не верит, как тебе, — сказала женщина. Хосе самодовольно улыбнулся, польщенный. Женщина снова перегнулась к нему через стойку. — Нет, правда, Хосе. Я могу побиться об заклад, что ты ни разу в жизни не соврал, — сказала она. — А какой толк от этого? — И все равно, — настаивала женщина, — полиция это знает и верит каждому твоему слову. Конец
— Ну, уж ты хватила через край, — сказал Хосе растроганно, и в голос его просочилась нежность. — А если женщина говорит мужчине, что он ей противен, когда тот уже одевается, потому что у нее перед глазами все, что он над ней вытворял весь вечер, и она чувствует, что ни мылом, ни щеткой не отодрать его запах… — Это бывает, королева, — сказал Хосе, теперь уже с некоторым равнодушием, по-прежнему надраивая стекло. — Его вовсе незачем убивать. Просто пошли его куда подальше. Но женщина все говорила, и быстрые бесцветные слова ее лились взволнованно, без удержу. — Ну а если женщина говорит, что он ей противен, а он вдруг бросает одеваться и снова к ней, и давай ее целовать, и… — Да ну! Какой порядочный мужчина сделает такое, — сказал Хосе. — Ну а если сделает? — сказала женщина с ожесточением. — Ну представь, что сделает! — Да ну, до этого не дойдет, — сказал Хосе. Он по-прежнему тер одно и то же место на стойке, но разговор его интересовал уже меньше.
|