Начало
Марина Цветаева ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ ЗАПИСИ ИЗ ЧЕРНОВЫХ ТЕТРАДЕЙ (подарок Е. А. И<звольской> [1] перед отъездом в Японию, Мёдон, апрель 1931 г.) …Так с каждым мигом всё непоправимей К горлу — ремнем… И если здесь всего земное имя — Дело не в нем. [2] * * * С. М. В<олкон>ский. [3] — Что у Вас уцелело — из ценностей? Он: — Ничто. (?) (точно спрашивая, проверяя…) — А человек? — Мало… Закат солнца… тень трепещущих деревьев… карканье вороны… * * * Вам удалось то, чего не удавалось до сих пор никому: оторвать меня не от: себя (отрывал всякий), а от: своего. Так, подолгу застываю над белой страницей своего Егория Храброго [4]. Этого (другое — всё было!) этого со мною еще не было. * * * Думать в ответ. Нескончаемый разговор. Что я буду делать, когда прочту Вашу последнюю строчку? (точку!) (Ответ: писать свое. Как оно и было. Кламар, 29-го июня 1932 г.) * * * Вы — последнее русло моей души, мне так хорошо у Вас в берегах! (как: в руках) О, искус всего обратного мне! Искус преграды! Раскрываю книгу [5]: Театр (чужд), Танец (люблю только танец Melle Laurence.....
Середина
Можжевельник двуцветный: изнизу голубой, сверху зеленый. В моей памяти он черный. * * * Нам с вами важно условиться, договориться и — сговорившись — держать. Ведь, обычно, проваливается потому, что оба ненадежны. Когда один надежен — уже надежда. А мы ведь оба надежны, Вы и я. (?) * * * Со мной сумел (вместил и ограничил) только один [139], вдвое старше Вас. Вместил, ибо бездонен, ограничил — ибо не любит женщин и этим всю женскую роль с меня снял, т. е. освободил от — и этой возможности, которая почему-то так сразу становится неизбежностью (решающей). * * * Мой дом — лбы, а не сердца. * * * Люблю мужественность и в мужчинах. Женственный (физически, ибо остальное — вне пола), женственный мужчина мне куда омерзительнее — быкоподобного, который — совсем не омерзителен, а только как бык <пропуск одного слова>: о чем думает? * * * (Стихи: Весна наводит сон. Уснем, 5-го апреля. Сдайся — ведь это совсем не сказка! — [140]) * * * Стихи — следы, по которым я иду в Вашу душу. Но Ваша душа удаляется и я, раздосадованная,.....
Конец
Отшельнику, ежели он отшельник разумный, — остается забыть обо всем, не предаваться ни чувствам, ни мыслям и пережидать холод. Ему следует понять, что Судьба судила ему уподобиться маленькому зверьку соне и не горевать о себе, свернуться калачиком, забиться в норку, покориться и перезимовать во льду. Ему остается сказать себе: «Что поделать, чему быть, того не миновать». И быть может, в один прекрасный день отворится ледяной склеп, повеет весною, его согреет луч солнца и теплый ветерок; колыханье трав, птичий щебет и пенье раскованных струй коснется его слуха, призывая к новой жизни. Это может случиться, но может и не случиться. Сердце его может сковать мороз так, что оно уж не оттает. Теплой весной лишь косточки бедного сони могут достаться ворону или сороке. Но даже и тогда — что поделать! С самого начала ему следовало помнить о том, что он смертен и однажды пройдет путь всякой плоти. <…> Середина пустоты — всегда самое тяжелое для затворника время <…>.
|