Сергей Трофимович Алексеев

Роковой срок

Моему другу Светлане Самарской посвящается

1

По утрам бесконечная, выбитая до черной земли степь все сильнее охватывалась инеем и уже белела, как голова старика. Ночью в шатрах и кибитках становилось холодно и тревожно от несмолкаемого рева голодного скота и ржания лошадей, поэтому Ураган набрасывал на плечи широкополый плащ из хортьего меха, садился в седло и уезжал в непроглядное пространство, где горели костры наемных парфян. Однако здесь становилось еще тревожнее, ибо к вселенскому гулу, исходящему от загонов животных, вплетался многоголосый волчий вой. Становая стража, рыщущая по округе со светочами, разгоняла звериные стаи, пастухи воздавали им жертвы, выволакивая на конях павший скот, но вечные спутники кочевья, в мгновенье ока пожирая падаль, жаждали свежей крови и с каждой ночью все ближе подступали к стану – чуяли скорую поживу!

Все лето волки вели себя смирно, подбирая за кочевьем ослабших и больных жеребят, зато свирепствовали конокрады, неведомым образом минуя заставы и внезапно появляясь среди ночи возле охраняемых табунов. Судя по повадкам, это были не разбойные и трусливые сакалы, не беглы.....

Тяжко загоревал государь и велел гонцу возвращаться назад со строгим указом: нечестивым женам Скуфи, а также прижитым от рабов детям немедля покинуть пределы Сарского государства, оставив первенцев дома. Приказал он так, чтобы не творить неслыханного кровопролития, ибо по законам изменившая мужу жена и любострастные плоды ее подлежали каре – черному покрову, под которым с помощью засапожного ножа они сами должны были выпустить из себя кровь. А для своей жены Ариды грамоту послал, где спрашивал, отчего же она, сама избравшая его мужем, пошла следом за теми женами, коих против закона избрали витязи? В ту пору обычай огласа избранника был сущ и для государей, поэтому Аркан женился, когда Арида проявила свою волю и назвала его женихом. И брак сей сотворился по великой любви и согласию.

После этого он ударил в медную чашу, созвал Скуфь и объявил изнуренным поисками и войнами витязям, что, мол, пора отдохнуть в родных краях год-другой, чтобы потом, сменив постаревших лошадей и усилив Скуфь подросшими .....

– Возьми меня...

Он же сотряс дуб во второй раз и, притомленный, уснул, да ненадолго – вновь щелкнул бич. А Чаяна уже вновь преобразилась, теперь сама вся светится да искристыми длинными волосами его ласкает, щекочет и смеется томно:

– Возьми...

Ураган поял ее в третий раз, но лишь смежил веки, жена опять заиграла бичом. Открыл он глаза, а она уже ослепительной, сияющей красы, словно и впрямь не дочь народа мати, не омуженка, а сама Тарбита.

Трясся и качался дуб весь день и всю ночь, не давая сесть птицам, пока наутро Ураган не заснул богатырским сном полнодушного мужа, ибо считалось, что холостой или вдовый он имеет лишь полдуши. Не слышал он, как Чаяна вставала с ложа, выбравшись из его объятий, как омывалась в одиночестве и потом долго сидела подле него, взирая на спящего, как тогда, на берегу Денницы, и несравненный образ ее светился так ярко, что озарял все брачное место.

Когда же Ураган пробудился, то долго лежал, не поднимая век и вспоминая произошедшее, как вдруг услышал рядом с собой визгливый голос сакала: