Сергей Алексеев

Хозяин болота

1

В ясные лунные ночи над Алейскими болотами слышен тревожный, нарастающий шорох. Он начинается где-то в центре, от большого и глубокого озера, и ползет к лесистым берегам, напоминая утробное ворчание таежного пожара-низовика. Можно было бы сказать, что это ветер разгоняется по неоглядной мари и шелестит жесткой, болезненной травой, но в такие минуты под белым лунным светом замирает даже осиновый лист и камышовый пух со зрелым семенем застывает в теплом, влажном воздухе.

А когда промчится над Алейскими болотами шорох и пропадет в береговом дурнолесье, возникает другой звук, еще более непонятный. Будто огромный зверь крадется по гибким топям, с мучительным трудом выдирая ноги из густого торфяного месива. Каждый раз глухое чавканье приближается к берегам, но неведомый чудо-зверь, видно, не любит сухого места и поворачивает назад. Если в это время или хотя бы рано утром оказаться на болоте, то можно заметить петляющую цепочку оплывающих воронок, из которых пузырится газ, и выдранную с корнями траву. Но чуть запоздай – и хлябь проглотит все следы.

– Чего головами закрутили? Чего плечами задергали? Ну-ка заводи трактора и ямы свои закапывать. Хозяева нашлись, в бога душу… Чего хочу – то ворочу… Давай-давай, шевелись! Чтоб к вечеру все сровняли как было! А ты, гад ползучий, – он пригнулся и шагнул к Колесову, – еще раз про мою дочь тявкнешь – изуродую, понял? Я те зубы твои белые повышибаю. Я контуженый, с меня спросу не будет!

– Ладно, дед, не спекулируй своими болячками, – проронил бульдозерист Путяев и заглянул через плечо начальника в бумагу.

Никита Иваныч хотел ответить ему, но Кулешов в это время дочитал и свернул письмо. Механизаторы глядели выжидательно.

– Дошло? Дотумкал? – спросил Никита Иваныч, забирая бумагу. – Я тебя раньше предупреждал: невозможно, чтобы из-за торфа болото зорили. Вишь, журавли-то в почетную книгу записаны. – Голос его стал по-отечески мягким и наставительным. – Не у всякой птицы, поди, такая заслуга…

– В Красную книгу, – задумчиво поправил Кулешов. – Придется ехать в город…

Он проверил патроны в патронташе, отсортировал их, собрав картечные на правую сторону, чтобы были под рукой, и только хотел сделать шаг, как с окраины болота поднялась огромная черная туча и на мгновение заслонила солнце. То сгущаясь, то разреживаясь, она несколько минут беззвучно носилась в воздухе, роняя на землю гигантскую кипящую тень. Когда воронье грузно опало на землю, Никита Иваныч обернулся к Пухову.

– Что это воронье разлеталось, не знаешь?

– Кто знает? – помялся Пухов. – Давно уж мотаются здесь… Может, падаль какую зачуяли, а может, как журавли, улететь надумали. Вредная птица… Если улетела – спокойно стало.

– Воронье не улетит, – заверил Аникеев. – Видно, болото себе облюбовали. Воронью чем гаже место, тем жить вольготней.

Он еще раз посмотрел в сторону, где сели журавли, прикинул расстояние, зарядил ружье.

– Пойдешь со мной, – приказал он Пухову.

Пухов закинул ружье на плечо и отрицательно помотал головой:

– Не могу. Я тут охранять приставлен. При исполнении я.