Пролог

– Всем встать, суд идет!

Зальчик Электродольского городского суда был маленьким и душным, на предыдущем заседании матери стало плохо, и теперь Михаил с тревогой глянул в белое, словно бумага, лицо матери, помогая ей подняться из тесного и жесткого кресла. Он почти не почувствовал, с какой силой вцепились пальцы сестры в его вторую руку. Не услышал ее тихого, сквозь сжатые до боли зубы, стона, вырвавшегося в тот момент, когда чтение приговора подошло к концу.

У Михаила и у самого едва хватило сил выслушать лишенное интонаций бормотание пожилого судьи, в сознании застревали лишь отдельные фразы: «По совокупности статей сто восемьдесят три, части первая, вторая... двести девяностая, часть третья УК РФ...» И, наконец, главное: «Восемь лет лишения свободы...» И сразу вслед за этим – отчаянный крик Кати: «Нет!..» Гул в зальчике. Жалкое, осунувшееся лицо отца, с трудом выпрямившегося возле скамьи подсудимых, отделенной от зала недавно выкрашенными дурацкой зеленой краской прутьями решетки.

«Это конец, – мелькнуло у него в голове, – папа не выдержит... И мама, и Катя... Конец!..»

– Наверняка мне известно только насчет Вали Сумко: он знал... И относительно Карякина, который, напротив, узнал о выставке только из приглашения... Про остальных ничего сказать не могу... Кстати, рекламу в этот раз Люда не давала, только афишу вывесила у входа в «Приму», по-моему, за неделю.

– Почему?

– Авторы, если вы обратили внимание, совсем молодые: одному двадцать три, второму – на год больше... Люда хотела вначале посмотреть на реакцию, если так можно выразиться, «знатоков». Ну и, если повезет, парочку картин продать... В этом отношении, – Лена печально улыбнулась, – ей неожиданно повезло, несколько картин купили, причем одну из них Семен Семенович...

– А Сергей Павлович тоже намеревался что-то приобрести? – Вопрос Турецкий задал с самым невинным видом, намереваясь вслед за этим задать следующий, более важный, о взаимоотношениях между подругой Елены Николаевны, ее мужем и ею...

Но Кожевникова в оч.....

Открыл – и сразу же зажмурился, поскольку на самом деле вокруг было светло настолько, что он едва не ослеп. Боль, в отличие от вражьих туч, оказалась реальной, хотя и не такой сильной, как ему приснилось. Голова – тяжелой, память вязкой... Он снова приоткрыл глаза, на этот раз осторожно, и совсем близко от себя увидел Иришкино лицо – бледное до синевы, с покрасневшими глазами, без косметики... И этого оказалось вполне достаточно, чтобы в голове прояснилось, а боль в правом плече сделалась чем-то несущественным.

Он вспомнил: в него стреляли... Кажется, это было вчера... В себя он пришел по дороге в больницу, в салоне реанимационной машины, но сил хватило лишь на то, чтобы назвать доктору, уже успевшему посмотреть его удостоверение, телефон, по которому следовало сообщить об этом Косте Меркулову. Кажется, «неотложка» слишком долго (а когда она это делает быстро?) добиралась до места происшествия, и он потерял довольно много крови, прежде чем появились врачи, оказа.....