Линор Горалик

Подсекай, Петруша

Вся столица сияла, сияла да толковала,

как Маруся над лесом летала да токовала.

Вся станица слушала, слушала да кивала,

как Маруся певала:

Да, допускаю, что будущее тревожно,

но войско Твоё отважно.

Из того, что нужно, многое невозможно

и потому неважно.

Всё, что от Бога, страшно.

Всё, что от мамы, ложно.

Всё остальное, в целом, совсем несложно:

Смерть непреложна,

Истина неизбежна.

У Маруси два пулевых, одно ножевое.

Немцы её того — а она живая.

Некуда податься.

По вечерам

они собираются на Чистых прудах

у глухой стены.

Сначала для вида перетирают о чём-нибудь:

всё болит;

жара;

неусыпное око Начальства.

Их всё прибывает и прибывает.

Понемногу они облепляют стену.

Напирают, толкаются, силятся оттеснить друг друга,

садятся на корточки

или, наоборот, встают на носки,

чтобы умоститься

втиснуться

среди миллионов и миллиардов

распластаться

прижаться к стене ухом

плотнее

ещё плотнее

Перестань, не маленький, — так уж вышло.

И при чём тут ты? Просто так бывает.

Так бывает, что слабый не выплывает,

а работы при этом не убывает.

Вон у нас из-под ног вода убывает, –

собирайся, а то они паникуют.

И вообще я рад, что всё это было,

только жалко, что пообщались мало.

Остаюсь безгрешным, что очень мило.

Остаюсь тебе братом, такому гаду,

говнюку, подонку, — шучу, не буду.

Выметайся, Андрей (или, может, Вова),

и паши за себя и того, другого.

Маме больно, не мучай, кончай прощаться".

И ни вод, ни воздуха, не укрыться.

Но один успевает перекреститься

А другой успевает перевернуться

кажется

сгруппироваться

Каждый месяц я вижу, как свято место пустует в соседних яслях,

Потому что мой незачатый сын истекает кровью в двадцатых числах,

Упирается больно, бьётся, хочет родиться,

Кровью плачет, шепчет: мама, я бы мог тебе пригодиться,

Что за чёрт, почему ты не хочешь со мной водиться?

Я пою ему песенку про сестру и братца,

Мёртвое — слишком солёным.

Чёрное — серым.

Придёт наученный, с небесною братвой,

опять живой, ни мёртвый, ни живой,

с брезгливо оттопыренной губой,

с усталой миной,

с чернильною наколкой от венца, –

и всяк бегущий от его лица

получит в спину.

И мы поймём, что сын пошед в отца, –

а мы пускали слюни до конца.

Пока Мария отмеряет срок

по мятым сигаретным пачкам,

подсердыш копит в темноте жирок

и учится ногой по почкам.

Сестрица — маменьке: "Отстаньте от меня!",

Сеструха — матери: "Отвяньте от меня!", –

И обе в серый день календаря

идут на фабрики или в поля,

и Ленин молодой,

и роза Октября

едва раскрылась.

И сделай милость,

скажи мне наперёд:

когда она так адски отцветёт, –

чего Господь захочет:

Беляночка ли Розочку пришьёт,

Иль Розочка Беляночку замочит?

Вот красным лесом красная лиса, –

а он лежит, смешавшись с автоматом,

в осеннем красном буром чернозёме,

неглубоко, –

и вот лиса несётся,

пересекая сердце, горло, сердце, –