Марина Серова

Альпийские каникулы

Попробуй хоть что-нибудь твердо решить, как тут же появится куча препятствий.

Пока их преодолеешь – забудешь, чего и хотела. Я, например, решила отдохнуть в стране, где мужчины ходят в шортах и в дурацких шляпах с петушиными перьями, где по горам лазают миллионеры с королями под ручку и все жуют сосиски и колбаски. А еще – пьют пиво.

Казалось бы, отдыхай и радуйся. Но лучше бы я в деревню поехала, какую-нибудь Ляповку Базарного уезда. А что? Снег точно такой же, а покою неизмеримо больше.

Я устроила себе отдых, отпуск и каникулы сразу. Москва – Мюнхен, Мюнхен – Гармиш, лыжи, тренажеры, массажи. Культурная жизнь и специфический загар. Ну-ну.

Аэропорт в Риеме – это почти как Шереметьево-2, только иностранцев больше. Наших тоже хватает. Причем определяешь их вовсе не по мату; это второй показатель. Первый – почему-то стандартно обвислые задницы. Хоть в какой костюм одень нашего Ваню, а как сзади посмотришь – нет, это не милорд. Это – свои! Можно и не прислушиваться.

Стоял немецкий декабрь, температура зашкаливала до предела – зима вышла суровой: целых плюс два градуса.

– Тетка, ты не тявкай, – это Тео не выдержал колоритности женского разговора, – слышишь: наши уже громят два нижних этажа. Хочешь остаться целой, говори, что спрашивают. А будешь ругаться, я тебе на язык наступлю, а за уши дерну. Ферштеен зи?

Словно по заказу, роялем в кустах, снизу раздался затяжной вой. Как я узнала впоследствии, один из студентов, вооружившись стулом, во время драки с противником огрел сам себя по причинному месту – опыта обращения с оружием маловато оказалось у парня. Словно эхом звуку снизу прозвучал единый вопль двадцати глоток. Все девушки, соскочив с коек, бросились на своих мучительниц. О, майн либер Гот! Шеи вытянуты, жилы напряжены, глаза горят, пальцы скрючены. Фурии, мегеры, кошмар, апокалипсис.

Врачиха, показав чудеса сообразительности, нырнула в свою комнатушку и захлопнула дверь. Розовая рубашка Нины совсем исчезла под грудой визжащих тел.

Тео вытаращил перепуганные глаза и попятился, у меня озноб пробежал по спине – действительно, зрелище было жутким. Я подняла обе руки – в каждой по пистолету – и давай палить в потолок.

Клаус замолчал и стал вглядываться в нас. От света фар видимость была не та, конечно, полумрак-с, но явно видно, что он боится.

– Как лоха провели! – вновь заорал Клаус.

Зигрид замычала в машине – никому она не была нужна.

– Заткнись! – сказала я.

Клаус замолчал и стоял, тяжело дыша, ждал продолжения.

– Мы не нарушим обещания. За твои деньги мы увезли тебя от полиции. Машина у тебя есть. Стрелять в тебя мы не станем. Ни я, ни Тео. И вообще не сделаем ничего против тебя. Можешь забирать свою пассию и уезжать на все четыре стороны. Пути открыты.

– Если сможешь, – добавил Тео.

– Как это: если смогу? – Клаус резко обернулся и начал вглядываться и вслушиваться в тишину. – Стрелять не будете? – недоверчиво повторил он.

Я взяла свой пистолет, тщательно стерла с него все свои отпечатки и отбросила его в сторону.

– Он мне больше не нужен. Утром я улетаю отсюда. Надоела мне Бавария, хочу в Ляповку.

Тео, взяв плащ, постелил его на землю. Я села, он – рядом.

Клаус еще раз оглянулся по сторонам.

– Ну, что же. Пока, что ли?

– Давай-давай.