Начало
Алексей Толстой Прожорливый башмак Прожорливый башмак В детской за сундуком лежал медведюшка, – его туда закинули, он и жил. В столе стояли оловянные солдаты с ружьями наперевес. В углу в ящике жили куклы, старый паровоз, пожарный с бочкой, дикая лошадь без головы, собачка резиновая да собачка, которая потерялась, – полон ящик. А под кроватью валялся старый нянькин башмак и просил каши. Когда нянька зажигала ночник на стене, говорила «ох, грехи» и валилась на сундук, слетал тогда с карниза зазимовавший комар и трубил в трубу, которая у него приделана была к носу: – На войну, на войну! И тотчас выпрыгивали из стола солдаты, солдатский генерал на белом коне и две пушки. Из-за сундука лез медведюшка, расправлял четыре лапы. С ящика в углу соскакивала крышка, выезжал оттуда паровоз и на нём две куклы – Танька и Манька, пожарный катил бочку, собачка резиновая нажимала живот и лаяла, собачка, которая потерялась, нюхала пол и скребла задними лапами, лошадь без головы ржала, что ничего не видит, и вместо головы у неё торчал чулок. А после всех вылезал из-под кровати нянькин башмак и клянчил:
Середина
Или хвостом по земле застукает, по-собачьи; нет никого, а стукает... Ну, с тоски и завоешь, и подтянет вон там, за амбаром, зальётся чей-то тонкий голос. Или над поветью глазом подмигивать начнёт, глаз круглый и жёлтый. А потом запахнет под носом волчьей шерстью. Пятишься в будку, рычишь. А уж жулики – всегда за воротами стоят, всю ночь. Жулика не страшно, а досадно – зачем стоит. Чего-чего не перевидишь ночью-то... охо, хо... Пёс долго и сладко зевнул и по пути щёлкнул муху. Поспать бы. Закрыл глаза, и представилась псу светлая ночь. Над воротами стоит круглый месяц – лапой достать можно. Страшно. Ворота жёлтые. И вдруг из подворотни высунулись три волчьи головы, облизнулись и спрятались. «Беда», – думает пёс, хочет завыть и не может. Потом три головы над воротами поднялись, облизнулись и спрятались. «Пропаду», – думает пёс. Медленно отворились ворота, и вошли три жулика с волчьими головами. Прошлись кругом по двору и начали всё воровать. – Украдём телегу, – сказали жулики, схватили, украли.
Конец
И стала рожа к няньке подкрадываться, но видит – свет на полу, обернулась к окну, а в окне стоял круглый месяц, ясный, страшный, и, не смигнув, глядел на рожу. И рожа от страха стала пятиться, пятиться прямо на нянькин башмак, а башмак разевал рот всё шире и шире. И когда рожа допятилась, башмак чмокнул и проглотил рожу. Увидев это, пожарный с бочкой подкатился ко всем раненым и убитым и стал поливать их водой. От пожарной воды ожили генерал, и солдаты, и пушки, и собаки, и куклы, у медведя зажила лапа, дикая лошадь перестала брыкаться и опять проглотила чулок, а комар слетел с карниза и затрубил отбой. И все живо прыгнули по местам. А башмак тоже попросил водицы, но и это не помогло. Башмак потащился к комоду и сказал: – Уж больно ты, рожа, невкусная. Понатужился, сплющился, выплюнул рожу и шмыгнул под кровать. А рожа насилу в картинку влезла и больше из-под комода ни ногой, только иногда по ночам, когда мимо комода медведюшка пробегает или едут на паровозе куклы, – ворочает глазами, пугает. Полкан На весеннем солнышке греется пёс Полкан.
|