Начало
Виктория Токарева Розовые розы Рассказы Розовые розы Она была маленького роста. Карманная женщина. Маленькая, худенькая и довольно страшненькая. Но красота – дело относительное. В ее подвижном личике было столько ума, искренности, непреходящего детства, что это мирило с неправильными чертами. Да и что такое правильные? Кто мерил? Кто устанавливал? Ее всю жизнь звали Лилек. В детстве и отрочестве быть Лильком нормально. Но вот уже зрелость и перезрелость, и пора документы на пенсию собирать, – а она все Лилек. Так сложилось. Маленькая собачка до старости щенок. Лильку казалось, что она никогда не постареет. Все постареют, а она нет. Но… Отдельного закона природа не придумала. У природы нет исключений из правила. Как у всех, так и у нее. Постарела Лилек, как все люди, к пятидесяти пяти годам. Она не стала толстой, и морщины не особенно бороздили лицо, однако возраст все равно проступал. Человек живет по заданной программе: столько лет на молодость, столько на зрелость, столько на старость. В определенный срок включаются часы смерти. Природа изымает данный экземпляр и запускает новый. Вот и все.
Середина
Наташка. Еще бы… Как она живет? Кира. Уехала к бабке в Коломну. Там вышла замуж за военного инженера. За москвича. Сейчас в Москве живет. Где-то на проспекте Вернадского. Наташка. Сколько вы не виделись? Кира. Лет десять. Наташка. Странно… Как можно так дружить, а потом так не видеться. Кира вдруг начинает торопливо одеваться. Наташка. Ты куда? Кира. А по справочному адрес дадут? Наташка. Если знаешь фамилию и год рождения. Кира. Ее новая фамилия – не то Сашко, не то Митько… Наташка. Купи телевизионную программу. Наташка отходит к окну, стоит одиноко, понурившись. Кира. Ты чего? Наташка. Мне грустно… Кира. В двадцать лет грустно не бывает. Наташка. Ты просто забыла. Дом Лариски. Лариска, тридцатилетняя, цветущая, лохматая, орудует в недрах домашнего хозяйства. Звонок в дверь. Лариска открывает. На пороге Кира – вся в заграничных нарядах. Узнали друг друга. Стоят, парализованные неожиданностью. Лариска первая перевела дух. Лариска. Ну, ты даешь… Кира прошла. Сняла шубу.
Конец
– А вы тоже на смотр едете? – спросила Танька. – Нет. Я не народный талант. Я профессионал, – объяснил летчик. – Значит, я вам зря свеклу забивала… – Если бы не твоя свекла, пахать бы мне синее небо над Верхними Ямками. Ты меня просто спасла. Танька сморгнула. Она ничего не поняла. – Когда я падал, то пережил такой ужас, что, пройдя через него, понял: мне уже ничего не страшно. Оказывается, боязнь высоты можно вылечить только падением… Клин клином. Танька слушала, смотрела на летчика. Он был красивый, но чужой. Ни приласкать, ни обозвать, и говорит как-то непонятно, как болгарин из Варны. Слова, конечно, разобрать можно, но надо напрягаться, и удовольствия от беседы никакого. – Значит, в отпуск? – спросила Танька. – Домой. В Москву. Навсегда. – Вас выгнали? – В общем, выгнали, но это уже не имеет значения. Зачем мне теперь эти Бересневка, Лещевка, Глуховка? – А чем у нас плохо? – обиделась Танька. – Да нет. У вас очень хорошо. Но я больше не хочу быть летчиком в Верхних Ямках. Я хочу быть музыкантом в Москве. У каждого человека свое место в жизни и свое назначе.....
|