Начало
Эрнест Хемингуэй Фиеста (И восходит солнце) Все вы — потерянное поколение. Гертруда Стайн (в разговоре)Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. ЕкклезиастЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1 Роберт Кон когда-то был чемпионом Принстонского университета в среднем весе. Не могу сказать, что это звание сильно импонирует мне, но для Кона оно значило очень много. Он не имел склонности к боксу, напротив — бокс претил ему, но он усердно и не щадя себя учился боксировать, чтобы избавиться от робости и чувства собственной неполноценности, которое он испытывал в Принстоне, где к нему, как к еврею, относились свысока. Он чувствовал себя увереннее, зная, что может сбить с ног каждого, кто оскорбит его, но нрава он был тихого и кроткого и никогда не дрался, кроме как в спортивном зале. Он был лучшим учеником Спайдера Келли. Спайдер Келли обучал всех с..... Середина
— Непременно. Мы так чудесно провели время. — А если распить еще бутылочку? — Чудесная мысль, — сказал Харрис. — За эту я плачу, — сказал Билл. — А то мы пить не станем. — Позвольте мне заплатить, для меня это такое удовольствие. — А это будет удовольствие для меня, — сказал Билл. Хозяин принес четвертую бутылку. Наши стаканы еще стояли на столе. Харрис поднял свой стакан. — Знаете, этим хорошо можно попользоваться. Билл хлопнул его по плечу. — Вы славный, Харрис. — Знаете, меня, собственно, зовут не Харрис, а Уилсон-Харрис. Это одна фамилия, через дефис, понимаете? — Вы славный, Уилсон-Харрис, — сказал Билл. — Мы зовем вас Харрис, потому что любим вас. — Знаете, Барнс, вы даже не понимаете, как мне хорошо с вами. — Попользуйтесь еще стаканчиком, — сказал я. — Правда, Барнс, вы не можете этого понять. Вот и все. — Пейте, Харрис. На обратном пути из Ронсеваля Харрис шел между нами. Мы позавтракали в гостинице, и Харрис проводил нас до автобуса. Он дал нам свою визитную карточку с лондонским домашним адресом, адресом конторы и адресом клуба, а когда мы..... Конец
— Удивительно, как чинно и благородно бывает в баре большого отеля, — сказал я. — В наше время только бармены и жокеи еще умеют быть вежливыми. — Каким бы вульгарным ни был отель, в баре всегда приятно. — Странно. — Бармены всегда очаровательны. — Знаешь, — сказала Брет, — так оно и есть. Ему только девятнадцать лет. Поразительно, правда? Мы чокнулись стаканами, когда они рядышком стояли на стойке. От холода они покрылись бусинками. За окном со спущенной шторой угадывался летний зной Мадрида. — Я люблю, чтобы в коктейле была маслина, — сказал я бармену. — Вы совершенно правы, сэр. Пожалуйста. — Спасибо. — Простите, что не предложил вам. Бармен отошел подальше вдоль стойки, чтобы не слышать нашего разговора. Брет отпила из своего стакана, не поднимая его с деревянной стойки. Потом она взяла стакан в руки. Теперь, после того как она отпила глоток, она уже могла поднять его, не расплескав коктейля. — Вкусно. Правда, приятный бар? — Все бары приятные.
|