Елена Хаецкая

Виктор Беньковский

Атаульф

Памяти Славы Хаецкого

КНИГА ПЕРВАЯ. АТАУЛЬФ

Крещеный люд

Молится в церкви,

Языческий люд

Почитает капища,

Горит огонь,

Родит земля,

Младенец мать кличет,

И мать сына нянчит,

Огни разводят,

Плывут корабли,

Блестят щиты

И светит солнце…

Растет сосна,

Сокол летает день-деньской,

И крылья ему вешний ветер держит.

Небо круглится,

Селятся люди,

Ветер гонит

Все воды к морю

И люди хлеб сеют.

У Ильдихо, дедушкиной наложницы, вчера корчага с тестом треснула и тесто ушло. Дедушка Рагнарис говорит: это оттого, что мир к упадку клонится. Вот ужо настанет зима и будет длиться три года и все прахом пойдет, а после и вовсе сгинет.

А тын в селе так ведь и не поставили. И не поставим ведь. Да и зачем тын, коли все прахом пойдет…

Вот и Хродомер о том же бубнит. Он, Хродомер, хоть и скудоумием изнурен, а все же старейшина и знает, что говорит, коли дедушке вторит.

…………………………………………………………………………………………..

Тут насторожился Сьюки-старейшина. Что, мол, за дело Теодобаду-готу до топкости наших мест. Хорошее у нас место.

А то, продолжал дядя Агигульф, опасается Теодобад: как кони пройдут, дарами от него, Теодобада, навьюченные? Ибо столь много даров хочет передать вам Теодобад, что непременно нужно для меры одной лошади спину сломать. Как спина сломается от их тяжести — так значит мера достигнута. Вот каков Теодобад, сын Алариха.

Второй старейшина гепидский тут сказал, что негоже коню спину ломать, добро переводить. Мол, оттого-то вы, готы, такие нищие, что рачительности в вас — как в блохе весу. Мол, если пойдем в бург к Теодобаду за дарами, так двух волов возьмем. Так-то вот хозяйственные люди поступают.

Дядя Агигульф, им подпевая, стал их в наш бург манить. Расписывал, как принимать гостей станет Теодобад. Грозится Теодобад почти что до смерти кормить-поить. И ублажать грозится до одурения. Говорит Теодобад: пусть побольше старейшин приходит, ибо не все уйдут. Кто-нибудь обязательно от сытости смерть примет.

Сюда же присоединяют оружие, добытое в битвах с врагами, драгоценные фалеры, сияющие многоцветным блеском камней, и всякого рода украшения, каковыми отмечается убранство дворца. Для того, чтобы предотвратить человеческое любопытство перед столь великими богатствами, они убили всех, кому поручено было это дело, отвратительно, таким образом, вознаградив их: мгновенная смерть постигла погребавших так же, как постигла она и погребенного». (перев. Е. Ч. Скржинской)

В комментарии к этому отрывку Е. Ч. Скржинская приводит различные точки зрения на слово «страва».

Яков Гримм (1785–1863) предположил, что слово strava — готское, от straujan — простирать, и что оно означало погребальный костер — ложе, на котором простерт мертвец.

А. Котляревский, исключительный знаток славянских языков, утверждает, что славяне «и доныне обозначают стравой пищу»; причем употребляется это слово «со значением погребальных поминок» и происходит от славянского «троу» («натровити» —.....