Начало
Генри Райдер Хаггард Дитя бури Глава I. Аллан Квотерман слышит о Мамине Мы, люди белой расы, думаем, что знаем все. Например, мы думаем, что понимаем природу человека. Но в действительности мы понимаем ее лишь так, как она представляется нам: а именно со всеми прикрасами, неясно обрисовывающимися сквозь завесу наших условностей, и упускаем из вида те ее проявления, которые мы забыли или о которых мы находим неприятным вспоминать. Но я, Аллан Квотерман, размышляя об этих вещах как человек невежественный и необразованный, всегда находил, что никто в действительности не может понять человеческой природы, если он не изучил ее в грубых, некультурных формах. А с этими проявлениями ее я был отлично знаком. Дело в том, что в жизни мне приходилось иметь дело преимущественно с сырым материалом, с девственной рудой, а не с отделанными и полированными предметами, выделываемыми из нее (если только можно считать их отделанными, в чем я сильно сомневаюсь). Я думаю, что придет время, когда более культурные поколения будут смотреть на нас как на грубые, полуразвитые существа, единственной заслугой которых было то, что мы передали потомству огонь жизни. Середина
Минуту спустя я следил глазами за ее одинокой маленькой фигуркой, снова закутанной в плащ, до тех пор, пока она не скрылась за гребень холма. И когда она исчезла, я почувствовал, как какой-то комочек застрял в моем горле. Несмотря ..... Конец
Я вошел. За сытным ужином, которым он меня угостил, мы разговорились с ним о былых временах. – А где же Садуко? – спросил я, зажигая трубку. – Садуко? – ответил он, и лицо его изменилось. – Он здесь. Ты знаешь, я ушел вместе с ним из страны зулусов. Зачем я ушел? По правде сказать, после той роли, которую мы сыграли в битве при Индондакузуке – против моей воли, Макумазан, – я подумал, что безопаснее будет покинуть страну, где предатели не могли рассчитывать на друзей. – Правильно! – сказал я. – А где же все-таки Садуко? – Я тебе не сказал? Он в соседней хижине и умирает. – Умирает? От чего, Тшоза? – Не знаю, – ответил он таинственно, – я думаю, его околдовали. Уже больше года, как он почти ничего не ест и не переносит темноты. В сущности, с тех пор, как он покинул страну зулусов, он все время был странный. Тут я вспомнил слова Зикали пять лет тому назад, что Садуко лишился рассудка. – Он много думает об Умбелази, Тшоза? – спросил я. – О, Макумазан, он не думает ни о чем другом. Дух Умбелази не покидает его ни днем ни ночью.
|