Начало
Фрэнсис Скотт Фицджеральд Последний магнат Глава 1 Я выросла в мире кино, хотя ни разу не снималась. На день рождения ко мне, пятилетней, пришел Рудольф Валентине, — так гласят предания. Я упоминаю об этом, только чтобы показать, что с младенческого возраста могла видеть, как вертятся шестеренки Голливуда. Одно время меня подмывало написать «Записки дочери продюсера», но в восемнадцать лет не очень это у вас выйдет — засесть за мемуары. И хорошо, что не села: получилось бы нуднее, чем позапрошлогодняя колонка Лолли Парсонс. Мой отец на производстве фильмов делал бизнес, как делают бизнес на хлопке и стали, и меня это мало тревожило. Прозу Голливуда я принимала с безропотностью привидения, назначенного обитать в таком-то доме. Я знала, что кинобизнесом надлежит возмущаться, но возмущение упорно не желало приходить. Легко сказать так, но труднее добиться, чтобы тебя поняли. В Беннингтоне, где я училась, иные из преподавателей литературы притворялись, будто равнодушны к Голливуду и его продукции. А на самом деле — ненавидели, всеми печенками ненавидели кино, как угрозу своему существованию. А еще раньше, в монастырской школе, милая монашенка попро..... Середина
Но совсем иное звучало в его голосе, и она вслушивалась, не стыдясь. Жизнь ярко вспыхнула в обоих — Эдна как бы отступила в сторону, в темноту. — Ничуть не грубо, — сказала Кэтлин. Прохладный ветер свеял ей на лоб каштановые завитки. — Зайцам жаловаться не приходится. — Приглашаю вас и Эдну осмотреть студию, — сказал Стар. — А вы там важная персона? — Он был женат на Минне Дэвис, он — продюсер, — объявила Эдна, словно о чем-то уморительно смешном. — И он мне вовсе о другом говорил сейчас. По-моему, он в тебя втрескался. — Замолчи, Эдна, — одернула ее Кэтлин. Почувствовав, что ее развязность режет уши, Эдна сказала: — Зайди ко мне, ладно? — И, деревянно шагая, ушла, — но уже участницей их тайны — свидетельницей искры, пробежавшей сейчас между ними. — Я вас помню, — сказала Кэтлин. — Вы нас из воды спасали. Ну, а дальше? Эдна пригодилась бы им теперь. Они были одни и после пылкого начала обретались на зыбкой почве. Обретались в пустоте. Его мир остался далеко отсюда, ее же мир был и вовсе неведом — только голова той статуи да свет из дверн..... Конец
К этим словам Стара Бриммер отнесся с интересом — впервые за целый час. — Вы отлично знаете себя, мистер Стар, — подытожил он. По-моему, Бриммеру хотелось уже уйти. Ему было любопытно узнать, что Стар за человек, и теперь он составил о нем мнение. Все еще надеясь это мнение изменить, я потащила Бриммера опять к нам домой; но когда Стар, задержавшись у стойки, выпил снова, я поняла, что совершаю ошибку. Вечер был кроткий, безветренный, запруженный субботними автомобилями. Рука Стара лежала на спинке сиденья, касаясь моих волос. «Перенести бы все лет на десять назад», — подумалось мне. Я была тогда девятилетней девочкой, Бриммер — студентиком лет восемнадцати, где-нибудь на Среднем Западе, а Стар — двадцатипятилетним, только что взошедшим на кинопрестол и полным радостной уверенности. И несомненно, оба мы смотрели бы на Стара с великим уважением. А вместо этого теперь — конфликт между взрослыми людьми, усугубленный усталостью и алкоголем, и мирно его не разрешить. — Мы свернули к дому, я направила машину снова в сад.
|