Уильям С. Берроуз

Гомосек

ПРЕДИСЛОВИЕ

Когда я в конце 1940-х годов жил в Мехико, это был город с миллионным населением, идеально чистым воздухом и небесами того особого оттенка синевы, с которым так хорошо сочетаются кружащие стервятники, кровь и песок, – грубой, грозной, безжалостной мексиканской синевы. Мехико понравился мне с первого взгляда. В 1949 году жить там можно было дешево – большая колония иностранцев, сказочные бордели и рестораны, петушиные бои и корриды, а также любые мыслимые извращения. Человек холостой мог бы существовать там на два доллара в сутки. Дело, заведенное на меня в Новом Орлеане по обвинению в хранении героина и марихуаны, не сулило ничего хорошего, я решил не показываться в зале суда и снял квартирку в тихом буржуазном районе Мехико.

Я знал, что по закону о сроках давности могу вернуться в Соединенные Штаты только через пять лет, поэтому подал заявление на мексиканское гражданство и записался на курсы по майяской и мексиканской археологии в городской колледж Мехико. По "солдатскому биллю"1 я получал деньги на учебники и лекции, и мне выплачивалось месячное содержание – семьдесят пять долларов. Я подумывал о том, чтобы зан.....

– Подобно администрации Уоллеса16, – сказал он, – я субсидирую непроизводство. Я заплачу тебе двадцать песо, если ты не будешь сегодня работать.

Ли начал было развивать эту мысль, но нетерпеливая холодность Аллертона остановила его. Он умолк и посмотрел на Аллертоона с болью и неверием.

Тот вел себя нервно и раздражительно – постоянно озирался и барабанил пальцами по столу. Он сам не очень понимал, почему Ли его раздражает.

– Может, тогда выпьем? – спросил Ли.

– Нет, не сейчас. Мне все равно нужно идти.

Ли резко встал.

– Ну что ж, тогда увидимся. До завтра.

– Да. Спокойной ночи.

Ли остался стоять, пытаясь придумать, как еще можно задержать Аллертона, как назначить встречу на завтра, как погасить ту боль, которая в нем только что вспыхнула.

– Они собирались продать машину в Гватемале. "Кадиллак" 48 года. Я сразу почувствовал, что тут дело нечисто. Но Аллертон так и не сказал мне ничего определенного. Знаешь ведь, какой он. – Казалось, Гонзалесу странно слышать, что у меня от Аллертона нет никаких известий. – От него никто ничего не слышал с тех пор, как он уехал. Меня это беспокоит.

Интересно, подумал я, где он и что делает. Гватемала – страна дорогая, Сальвадор – мало того, что дорогой, но еще и захолустье. Коста-Рика? Жалко, что я по пути не остановился в Сан-Хосе.

Мы с Гонзалесом перебрали всех – кто где. Мехико – вокзал путешествий в пространстве и времени, зал ожидания, где быстро хватаешь выпить в ожидании поезда. Поэтому я терпеть не могу оставаться в Мехико и Нью-Йорке. Там не застреваешь – уже потому, что ты там, ты путешествуешь. В Панаме же, на перекрестке всего мира, ты – именно что стареющая ткань. Нужно договариваться с "Пэн-Амом" или "Голландскими Линиями", чтобы вывезли твое тело. Иначе оно останется там и сгниет в.....