Начало
Эдуард Тополь Новая Россия в постели, на панели и в любви, или Секс при переходе от коммунизма к капитализму От автора Двадцать лет назад, выскочив в США из-под пресса советской цензуры, я сгоряча и шутки ради написал «Россию в постели». В нее вошли всякие эротические истории, которые имели место в СССР, но даже своим американским и тем паче японским издателям я эту рукопись показывать не решался. И только когда одна голландская издательница опубликовала одиннадцать моих романов и спросила: «А что у тебя есть еще?» — я стеснительно признался ей в существовании той книги. Конечно, она ее тут же и напечатала, и небо не разверзлось над моей головой. Больше того — спустя еще пять или шесть лет эта книжка проникла в Россию и стала весьма популярной, подмочив у критиков мою репутацию. Но я не расстраивался — лучше, я полагаю, иметь пару миллионов читателей, чем десяток самых респектабельных критиков. К тому же кто сейчас слушает этих критиков? Писатели? Читатели? Нет, конечно. Поэтому критики пишут теперь для самих себя, выказывают друг другу свою образованность и элитарность, а читатели ориентируются в книжном море, исходя из собственных вкусов, финансовых возмож.....
Середина
ужасное даже не то, что это был в основном минет, а что от меня требовали анального секса. А я не имею такой практики, поэтому у них не получалось. И один из них разозлился и начал всовывать мне в задницу клочья травы, землю, какую-то гадость. Короче, фаршировать меня этой дрянью. Не знаю, может, они были наркоманами, может, просто психи ненормальные — они так психанули, что пытались на меня наехать машиной. И я в этих кустах как-то каскадерским способом кувыркалась, эта машина буквально по мне прокатила и уехала. А я осталась в лесу. Причем все разорвано, в грязи, губы расквашены, ноги в крови. Но самый большой страх был даже не тогда, когда машина на меня наезжала, а когда я по этому лесу назад шла. Вот это страх был. Мне за каждой кочкой мерещились ужасы, начиная от расчлененных трупов и кончая какими-то чудовищами. Мне казалось, что сейчас эти сволочи вернутся меня добивать. Это было самое страшное. Я шла, меня всю колотило. Ночь, темно, тут еще дождь пошел, плюс все болит, все противно. По какому-то наитию я из этого леса вышла. И потом у меня месяц была форменная мания преследования, мне казалось, что они меня в городе выследят и убьют. Тем более что я бегала по врачам — когд.....
Конец
И неверно, что я писал свои книги, сгущая антирусские краски в угоду западному читателю. Да, до развала СССР я писал их для американцев, шведов, японцев и прочих инопланетян, которые, кстати, тоже отождествляли русских с советскими, но я-то рассказывал этим марсианам о советском строе, о России с коммунистическим лицом, о зоне по имени СССР. Сгустить краски больше, чем сгустили их Ленин, Сталин и Ко кровью миллионов репрессированных, расстрелянных и замордованных священников, интеллигентов и крестьян, не смогли ни Платонов, ни Булгаков, ни Солженицын — куда уж мне! Просто я лишен хлюпающе-сюпающего восхищения перед российским навозом, блевотиной безмятежного российского пьянства, похмельным биением кулаками в грудь, дешевым разрыванием на себе последней рубахи и криками «Ты меня уважаешь?» и «Сарынь, на кичку!». Я не люблю российские сортиры со сломанными — даже в Думе! — стульчаками (я уж не говорю про отороченное дерьмом «очко» во всех остальных «скворечниках»), я не люблю российское хамство, плебейскую великодержавность и великодержавное плебейство, небритость и немытость со времен Радищева и нищенскую озлобленность против всего мира и с.....
|