Аркадий Стругацкий

Борис Стругацкий

Поражение

1

Фишер сказал Сидорову:

– Ты поедешь на остров Шумшу.

– Где это? – хмуро спросил Сидоров.

– Северные Курилы. Летишь сегодня в двадцать два тридцать. Грузопассажирским Новосибирск – Порт Провидения.

Механозародыши предполагалось опробовать в разнообразных условиях. Институт вел работу главным образом для межпланетников, поэтому тридцать исследовательских групп из сорока семи направлялись на Луну и на другие планеты. Остальные семнадцать должны были работать на Земле.

– Хорошо, – медленно проговорил Сидоров.

Он надеялся, что ему все же дадут межпланетную группу, хотя бы лунную. Ему казалось, что у него много шансов, потому что он давно не чувствовал себя так хорошо, как последнее время. Он был в отличной форме и надеялся до последней минуты. Но Фишер почему-то решил иначе, и нельзя даже поговорить с ним по-человечески, потому что в кабинете торчат какие-то незнакомые с постными физиономиями. «Вот так приходит старость», – подумал.

– Хорошо, – повторил он спокойно.

Запахло супом.

– Начальник у них, – продолжал Сорочинский, – такая славная девушка. Блондинка и очень стройная, только ноги толстые. Она посадила меня в дот и заставила смотреть в амбразуру. Отсюда, говорит, простреливался весь северный берег.

– Ну и как? – спросил Гальцев. – Действительно простреливался?

– Кто его знает. Наверное. Я в основном на нее смотрел. Потом мы с ней замеряли толщину перекрытий.

– Так два часа и замеряли?

– Угу. А потом я сообразил, что у нее такая же фамилия, как у бородатого, и сразу же удалился. А в казематах этих, я тебе скажу, прегадостно. Темно, и на стенках плесень. А хлеб где?

– Вот он, – сказал Гальцев. – А может быть, она просто сестра этому бородатому?

– Может быть. А как Яйцо?

– Никак.

– Ну и ладно, – сказал Сорочинский. – Михаил Альбертович, обед готов!

За едой Сорочинский много говорил. Сначала он объяснил, что японское слово «тотика» происходит от русского термина «огневая точка», а русское слово «дот» восходит к английскому «дот», что тоже значит «точка». Затем он принялся очень длинно рассказывать о дотах, казематах, амбразурах и о плотности огня на квадратный мет.....

Тогда Сидоров побежал на сопку. В сопке что-то гремело и трещало, волны горячего воздуха валили с ног, и в красном пляшущем свете Сидоров увидел, как падают, увлекая за собой куски лавы, кинокамеры – единственные свидетели того, что произошло на вершине.

Он споткнулся об одну камеру. Она валялась, растопырив изогнутые ноги штатива. Тогда он пошел медленнее, и горячий гравий сыпался ему навстречу. Наверху стало тихо, но там что-то еще тлело в дыму. Потом раздался еще один удар, и Сидоров увидел несильную желтую вспышку.

На вершине пахло горячим дымом и чем-то незнакомым и кислым. Сидоров остановился на краю огромного провала с отвесными краями. В этом провале лежал на боку почти готовый купол, герметический купол на шесть человек, с тамбуром и кислородным фильтром. В яме тлел раскаленный шлак, на его фоне было видно, как слабо и беспомощно двигаются потерявшие управление гемомеханические щупальца зародыша. Из ямы тянуло горелым и кислым.

– Да что же это? – сказал Сорочинский плачущим голосом.