Джон Стейнбек

Обещание

Весенним днем маленький Джоди браво вышагивал по дороге, с обеих сторон окаймленной кустарником. Постукивая коленом о золотистое, как свиной жир, ведерко, в котором он носил школьный завтрак, Джоди будто бил в большой гулкий барабан, а языком имитировал дробь маленьких военных барабанов и гуденье труб. Остальные воины его отделения, шедшие походным порядком от самой школы, постепенно разбрелись по оврагам и ущельям и проселками потопали к своим ранчо. И сейчас Джоди маршировал как бы один, высоко вскидывая колени и впечатывая подошвы в дорогу; однако следом шла невидимая армия с большими флагами и мечами, безмолвная, но смертоносная.

День был по-весеннему золотисто-зеленый. Под раскидистыми ветвями дубов тянулось вверх неприметное разнотравье, склоны лоснились от изобилия пастбищных кормов. Полынь блестела свежими серебристыми листочками, дубы надели покров из зеленого золота. Воздух над холмами так благоухал зеленью, что лошади на равнинах носились галопом, словно обезумев, а потом вдруг замирали на месте, во что-то вслушиваясь; ягнята и даже старые овцы ни с того, ни с сего подпрыгивали в воздух, приземлялись на одеревеневшие ноги и .....

– Наверняка не скажешь, – отрывисто буркнул он. – Случиться может всякое, и не по моей вине. – Ему было неприятно, что престиж его упал, и он хмуро добавил: – Я сделаю все, что могу, но обещать ничего не обещаю. Нелли – добрая кобыла. И жеребят раньше приносила добрых. Надеюсь, и в этот раз не подкачает.

И, отойдя от Джоди, он скрылся в каретнике возле конюшни, потому что его обидели в лучших чувствах.

Джоди частенько ходил к живой изгороди позади дома. В старое позеленевшее корыто из ржавой железной трубы тонкой струйкой стекала родниковая вода. Там, где вода переливалась на землю, росла трава – вечнозеленой заплаткой. Даже когда холмы выгорали под палящим летним солнцем, здесь все равно торжествовала зелень. Вода тихонько журчала по желобу круглый год. Именно сюда тянуло Джоди. Когда его наказывали, прохладная зелень травы и поющие струйки утешали его. Когда в него вселялся чертенок-злодей, чертенок этот переставал озоровать у живой изгороди. Когда он сидел в траве и слушал курлыкань.....

Джоди съежился – никогда еще Билли не говорил с ним таким тоном.

– Мне просто захотелось посмотреть, как она, – объяснил он. – Не спится.

Билли чуть смягчился.

– Все равно иди спать. Нечего тебе ее будоражить. Сказал же: будет у тебя хороший жеребенок. Давай, марш спать.

Джоди побрел к выходу. Загасил фонарь, поставил на полку. Непроглядная тьма ночи и стылый туман налетели на него, заключили в объятия. Хотелось верить в слова Билли, как верил он в них до того, как умер пони. Лишь через несколько мгновений его глаза, ослепленные едва колыхавшимся огоньком фонаря, приспособились к темноте. Влажная земля студила босые ноги. Индюшки, что устроились под кипарисом на ночлег, тревожно заверещали, а два пса, крепко зная свое дело, выскочили и принялись на всякий случай лаять: вдруг к дереву подкрались койоты?

Пробираясь через кухню, Джоди споткнулся о стул. Из спальни донесся оклик Карла:

– Кто там? Что такое?

А миссис Тифлин отозвалась сквозь сон:

– Что такое, Карл?

В следующую секунду Карл, держа в руках свечу, вошел из спальни и увидел Джоди, еще не успевшего прошмыгнуть в свою комнату.