Анна Старобинец

Агентство

Я иду по узкой вонючей дорожке между сараев. Сараи все почему-то зеленые, лишь иногда попадаются темно-коричневые. Я стараюсь не задевать плечом их стены: они покрыты желтоватой слизью и птичьим пометом с налипшими сверху куриными и голубиными перышками. Мои ботинки и штанины брюк до самых колен покрыты белесой грязью. По инерции я все равно смотрю под ноги: стараюсь не наступить в лужу или собачью кучу.

Пятнистая шавка с распухшим животом и грязными глазами лежит поперек дорожки и грызет куриную кость. Я делаю шаг вперед. Шавка показывает желтые зубы и тихо рычит. Я останавливаюсь. Впереди всего четыре сарая и – выход из лабиринта. Я поднимаю ногу – шавка переходит на визг, черно-белая шерсть на спине встает дыбом. Я бью ее ботинком по морде. Она отскакивает на метр, но потом снова подбегает и разражается пронзительным писклявым лаем. Я бью ее снова, придавливаю ногой к земле, она утробно урчит, ее морда утыкается в куриную кость. Я давлю сильнее. Собака умолкает. Что-то хрустит – я не смотрю что. Быстро дохожу до конца дорожки и оказываюсь на детской площадке. Промываю ботинки в луже.

Фотографию обрамлял куцый текст, в котором сообщалось, что популярный Писатель, обладатель нескольких престижных литературных премий, вместе с семейством уезжает из столицы в маленький провинциальный городок, чтобы вдали от столичной суеты полностью посвятить себя созданию очередной книги.

Далее следовало интервью с Писателем. Тот говорил, что идею нового романа вынашивал много лет. Что в новом романе снова будут затронуты самые актуальные проблемы современного общества. Что первым читателем нового романа, как всегда, станет его супруга. И что в новой квартире, которую они купили в маленьком провинциальном городке, не будет телефона: лишние связи с внешним миром им ни к чему.

Я п.....

– А ты вспомни. Все очень просто. – Он смотрит на меня своим круглым мертвым глазом. Я смотрю на себя своим круглым мертвым глазом.

– Где ты была?

Я говорю гадким высоким голосом. Совсем не своим – или, может быть, я только сейчас заметил, как мой голос звучит на самом деле. Моя футболка противно намокла под мышками: по синей синтетике расползаются едкие черные пятна. От меня плохо пахнет. У меня болит живот. После каждой моей фразы там что-то булькает – громко и трагически.

Она молчит. Я наливаю себе еще одну рюмку, залпом проглатываю, закуривая очередную сигарету, слежу, чтобы не очень дрожала рука с зажигалкой. Меня тошнит. Глубоко вдыхаю воздух, кашляю, тоже как-то пискляво и противно. Вдыхаю еще раз, говорю:

– Может быть, ты мне объяснишь, что происходит?

Она внимательно изучает невидимый предмет на полу. Потом поднимает на меня глаза – и в них нет ничего, кроме лени, кроме наглого, бесцеремонного желания спать.

– Утром, ладно? Поговорим утром. – Она выходит из комнаты.

– Нет, сейчас! – взвизгиваю я вслед, но не бегу за ней, сдерживаюсь.