Начало
Владимир Сорокин 23000 Мясо клубится Апельсин по-прежнему лежал под буфетом. Мальчик лег на пол, засунул под буфет руку и потянулся к апельсину. Но рука не доставала. Пальцы нащупали пыль и высохшую вишневую косточку. – Котыпес! – сердито пробормотал мальчик в подбуфетную темноту. Отбросил косточку и погрозил апельсину кулаком. Приподнялся на коленках. Посидел, ковыряя в носу. Встал, огляделся. На столешнице буфета рядом с сахарницей, бутылкой кетчупа и банкой растворимого кофе лежала забытая мамой розово-серебристая пудреница. Мальчик взял ее, повертел, открыл. Из круглого зеркальца на мальчика глянул белобрысый мальчик с большими, слегка выпученными светло-синими глазами, большими оттопыренными ушами, маленьким приплюснутым носом и маленьким, всегда мокрым и вопросительно открытым ртом олигофрена. – С добрым утром, Микки Рурк, – произнес мальчик, закрыл пудреницу и положил. Выдвинул ящик буфета. В ящике лежали столовые приборы. Мальчик взял ложку, лег на пол и попытался ложкой достать апельсин. Не получилось.
Середина
– А почему… – Ольга смотрела на собачью кожу, с треском слезающую с ноги трупа, – ты… то есть… они… почему, почему, почему это?! – Что? Почему мы здесь? Это вопрос не ко мне. – Почему это? Зачем эта гадость?! – Зачем обдираем собак? Потому что из их кожи вон в том конце цеха женщины нарезают ремешки. Которыми потом где-то привязывают лед к рукояти. Так получается ледяной молот. – Откуда ты это знаешь? – Ну, я же провел ночь среди товарищей по несчастью. – А… а почему я так долго спала? – Ольга сняла респиратор, который мешал ей говорить. – Ты уже спрашивала, – серьезно ответил Бьорн. – Вот что, надевай перчатки и помогай мне. – Я не буду делать это дерьмо! – Они бьют током. И не дают есть. И пить. – Да, – вспомнила она, – я пить хочу. – Там в углу – питьевая установка. Ольга посмотрела на камеру наблюдения. – И что теперь? – негодующе спросила она. – Подонки! Мне же послезавтра надо быть с контрактом в Филадельфии! Меня уволят! Бьорн горько усмехнулся:
Конец
Ольга разрыдалась на груди у пробуждающегося Бьорна. Он шевелился, стонал, подтягивая ноги. Она же плакала и плакала, поливая слезами его безволосую грудь с двумя лиловыми шрамами посередине. – Что? – пробормотал он и стал пробовать приподняться. Но Ольга плакала, обняв его и прижимая к мрамору. – Что? Что? – он ворочался под ней. – Вот что! – всхлипнув, она резко отстранилась, взяла его голову и стала поднимать. Он сел. – Вот что! – она кивнула на лежащих рядом. Он же, заметив, что Ольга и он голые, инстинктивно сжал ноги, согнул их в коленях. Глянул в заплаканные глаза Ольги, вспоминая ее. Вспомнил. – Гляди! – она протянула руку, показывая ему круг мертвецов. Он перевел свой взгляд на них. Долго смотрел, силясь понять. Потом осторожно встал. Взошедшее солнце осветило его большую фигуру. Пошатнувшись, он шагнул. Остановился. Снова шагнул. И медленно пошел по кругу мертвых. Ольга встала, двинулась за ним. Бьорн ше.....
|