Об авторе

Лауреат литературной премии «Дебют 2005» Александр Снегирев принадлежит к тому первому непуганому поколению россиян, чье розовое детство пришлось на годы перестройки, а юность пока что продолжается. Молодой писатель родился и вырос в Москве, получил высшее образование и таинственный титул «магистр политологии». Путешествовал по Европе, Азии, Африке и Америке не в качестве мальчика-мажора, а работая мусорщиком, официантом, строительным рабочим и пр. Сейчас снимает короткометражки, пытается работать в большом кино, короче говоря, находится «в самом начале творческого пути».

И путь этот, между прочим, отчетливо просматривается. Премия – это, конечно, хорошо, но лично меня в его сочинениях привлекло то, что Снегирев пытается работать «поверх барьеров» авангардизма, «чернухи», лакировки, самолюбования, макабра, попсы и прочей мути. Что ему, большей частию, удается. Писать такие короткие реалистические (извините, критики, за выражение) рассказы трудно, но весело. Окружающая нас жизнь своим обилием сюжетов, безобразий и нежности тому вполне способствует. Я рад, что Александр это, кажется, тоже понимает.

Евгений Попов

Выборы

Ее сожгли в крематории на окраине города, хоронить надо было в семейной могиле в районе «Рижской». Перевоз урны с прахом и захоронение поручили мне.

Машину я не вожу, а такси показалось вульгарным транспортом для последнего бабушкиного пути. Я обратился за помощью к Витьке. У Витьки была «четверка».

Оказалось, что «четверка» не на ходу, что Витька врезался на ней в иномарку и теперь расплачивается. Но есть выход, у Витькиного папаши под окном стоит старенький «ИЖ-комби», и можно попробовать завести его. Я сказал, что давай, мол, попробуем. Витька попробовал. «Комби» завелся. Витька подобрал меня на Маяковке, и мы направились в крематорий. Был солнечный сентябрьский день.

В крематории полный юноша в белом халате с пятнами от пищи выдал мне фарфоровую вазу с крышкой, расписанную под гжель. Бабушка любила гжель, и родственники решили похоронить ее в гжельской посуде. Вазу выполнил на заказ какой-то член Союза художников, мастер росписи под гжель. Я черкнул свой автограф в журнал.....

– Не знаю, смывают, наверное, в канализацию или фасуют по пакетикам и продают в виде удобрения для цветов.

– Все равно мне как-то неуютно, может, из-за нас потерялись бабушкины уши или грудь... – сказал я через минуту. – А грудью она очень гордилась. Она у нее здоровая была, сейчас такую уже не встретишь.

Погрузившись в размышления, мы вошли в ворота кладбища с гжельской вазой, хрустящей от скотча и похожей на осиное гнездо.

На месте нашего семейного захоронения кладбищенскими рабочими уже была вырыта ямка. Я бережно опустил в нее урну. Урна застряла на половине. Витька намотал слишком много скотча, и диаметр урны-свертка значительно расширился, она не лезла в отверстие. Пришлось поднажать сверху и даже тюкнуть легонько пару раз каблуком, чтобы упирающаяся урна проскочила-таки в ямку.

Когда крышка оказалась ниже уровня земли, я отошел, тяжело дыша, и обратился к Витьке.

– Давай лопату.

– Какую лопату? – отрешенно молвил Витька, зачарованный тем, как я втаптываю в землю урну с прахом бабушки.

– Как какую! Ту, которой я буду закапывать могилу!