Начало
Сименон Жорж Мадам Катр и ее дети Жорж Сименон МАДАМ КАТР И ЕЕ ДЕТИ В этот вечер сцена запаздывала. У многих даже появилось сомнение, что она вообще состоится. Только небольшая перепалка в момент раздачи суповниц с наваристой розовой жидкостью. Кто-то сказал, за одним из столиков у печки: - Тыквенный суп. И скорее всего именно потому, что это было произнесено за "привилегированным" столиком, за одним из двух столиков, почти вплотную приставленных к печке, а возможно и просто потому, что M-м Катр ошиблась, она приговорила, наливая сыновьям полные тарелки: - Ваш любимый суп, дети. Томатный! И голос у нее вроде был, когда она была "в духе". - Это тыквенный суп! - возразил старший. Ведь дети охотнее верят чужим, чем своим родителям, не так ли? - Замолчи, Жан-Клод. - Это не томатный суп! Это тыквенный суп! - А я тебе говорю, что... В этот момент она поднесла ко рту ложку, поняла ошибку и предпочла замять инцидент категоричным: - За столом не разговаривают!
Середина
- Рыбы не надо, - сказала она Раймонде. - Что еще есть? Она размышляла о том, что эти люди слишком тесно обсели печку, так тесно, что другим совсем не достается тепла. И не потому, что им холодно, нет, они делают это намеренно, чтобы доказать свое право, свое превосходство над ней, прибывшей в пансион позже всех и получившей эти комнаты напротив туалета. * * * Неудачи градом сыпались на нее, именно на нее. Всю ночь стучавшая на ветру ставня была, конечно, ставней ее комнаты, так что она до утра не сомкнула глаз и задремала лишь на рассвете. Кроме того, постояльцы, словно сговорившись, то и дело хлопали дверью напротив, неизменно завершая эти визиты ревом сливного бачка. Окно ее выходило не на море, а в очень узкую улочку, и когда она одевалась, старуха из дома напротив не сводила с нее критического и подозрительного взгляда. Именно ее комната была оклеена самыми мрачными обоями... Несмотря ни на что, она крепилась. - Не забудь вымыть уши, Жан-Жак...Оставь в покое брата... О.....
Конец
Пансионеры по десять раз на день собирались в теплой столовой, поскольку в комнатах было холодно. Обменивались приветствиями, впечатлениями, газетами, книгами. Но почему они умолкали или же меняли тему разговора, когда входила она? И тогда, естественно, улыбка ее сразу гасла, нос удлинялся, губы поджимались, она хватала первую попавшуюся газету и устраивалась с ней в уголке. Как-то раз вечером, в половине восьмого, она устроилась таким образом у самой печки. Раймонда начала накрывать столы. Она сидела за чужим столом, но до начала обеда это место принадлежало всем. Она читала. Она видела, что пансионеры постепенно рассаживаются по местам, на некоторых столах уже дымился суп. Молодая пара, чей столик она заняла, уже опустилась в столовую и переминалась с ноги на ногу, не зная, что предпринять. За ней наблюдали. Раймонда тоже ждала, когда она встанет, чтобы накрыть этот последний стол. Она намеренно продолжала читать. Почему уступать всегда должна она?
|