Жорж Сименон

«Грязь на снегу»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«Клиенты Тимо»

1

Если бы не чистая случайность, тот номер, что отколол ночью Франк Фридмайер, не сыграл бы в его жизни такой решающей роли. Франк, понятно, не предвидел, что в это время по улице пройдет его сосед Герхардт Хольст.

А Хольст прошел, узнал Франка, и все сразу изменилось.

Но Франк принимает и это, и прочие возможные последствия.

Вот почему то, что произошло ночью у стены дубильной фабрики, оказалось для него — и сейчас, и на будущее — куда важнее, чем, скажем, потеря невинности.

Кстати, это первое, что пришло ему в голову. Сравнение и позабавило, и разозлило его. Фред Кромер, его дружок — правда, тот постарше: ему уже двадцать два, — впервые убил человека еще неделю назад у выхода из заведения Тимо, где потом Франк сидел за несколько минут до того, как притаиться у стены дубильной фабрики.

Можно ли считать то, что сделал Кромер, настоящим убийством? Застегивая меховое пальто и, как обычно, посасывая толстыми губами толстую сигару, Фред важно направлялся к выходу. Он весь лоснился. Он всегда лоснится. Как у апельсинов некоторых сортов, кожа у него толстая, .....

Лотта встревожилась бы куда сильнее, если бы знала, что ее сын нарочно каждый день, порой дважды на дню, заглядывает в маленькое кафе возле трамвайной остановки — пол в нем на одну ступеньку ниже тротуара. Это уже граничит с откровенным вызовом: Франку там совершенно не место. При его появлении завсегдатаи умолкают и демонстративно отводят глаза в сторону. Владелец, г-н Камп, который почти всегда сидит с ними за столом — там часто играют в карты, — встает и обслуживает нового посетителя с явной неохотой.

В понедельник Франк расплатился очень крупной купюрой, вытащенной из пачки.

— К сожалению, сдачи нет, — ответил г-н Камп, отодвигая ее.

Франк оставил банкноту на стойке и, уходя из кафе, проронил:

— Возьмите себе.

Во вторник он дал бы голову на отсечение, что завсегдатаи его поджидал.....

У них с Мицци не будет ни окна, которое отворяется, ни пеленок, развешанных для просушки, ни колыбели.

Если бы все это было, не было бы, вероятно, ничего, кроме озлобленного на судьбу Франка. Не важно, сколько времени отпущено им на счастье. Важно, чтобы счастье было.

— Мицци…

Франк не знает, прошептал он имя или только назвал про себя. Губы его шевелятся, но он ведь не может помешать им шевелиться. Руки тоже в движении: они непрерывно порываются вперед, но он вовремя удерживает их.

Руки Мицци повторяют его подавленный жест. Но она нашла способ бороться: стиснула пальцами сумочку.

Для нее и Хольста тоже лучше не слишком затягивать свидание.

— Мы постараемся прийти еще, — выдавливает Хольст.

Франк не хуже чем Хольст, чем его дочь знает, что это не правда, но улыбается и кивает.

— Конечно, придете.

Все. Глаза невыносимо режет. Франк боится потерять сознание. Он не ел со вчерашнего дня. Не спал почти неделю.

Хольст присоединяется к Мицци, берет ее под руку.

Потом бросает:

— Мужайтесь, Франк.