Начало
Жорж Сименон «В тупике» Глава 1 Определить, какую роль сыграл в нашей жизни тот или иной час, мы, разумеется, можем только впоследствии. Но о котором идет речь, окрашен цветом неба; а было оно серым повсюду, куда ни глянь, как внизу, где мчались тучи, гонимые восточным ветром, так и в вышине, где про запас хранился дождь на много-много дней. Уже не хватало сил хныкать и повторять, что проходит последнее воскресенье перед Пасхой! Да и к чему? Это тянулось уже месяц за месяцем! Месяц за месяцем газеты сообщали о наводнениях, оползнях, обвалах! Лучше уж молча пожимать плечами, как пастор, вице-мэр, что стоял перед дверью, спрятав руки в карманы, ссутулясь и глядя в одну точку. Было только десять часов утра. В такое время вице-мэр еще не оделся как полагается. Он заглянул сюда по-соседски, накинув старый пиджак на ночную рубашку и сунув босые ноги в кожаные шлепанцы. Лили за стойкой мыла стаканы и ставила их на полку. Тони, рыбак, полулежа на диванчике, обтянутом искусственной кожей, машинально следил за ней. Резная металлическая вывеска со скрипом раскачивалась при каждом порыве ветра, и дождь размывал намалеванную яркими красками тарелку б.....
Середина
— Что-нибудь не то сыграли? Ему ведь даже не дали доиграть до конца! — То, то! — Вы уж простите… Вы, наверно, привыкли к настоящим цыганам… — Да нет, дружочек, все было прекрасно! Он уже ничего не понимал, не знал, как отойти от нее. — Ребятишки у тебя есть? — Трое! — Тогда не все ли равно тебе? Он ушел, так ничего и не поняв. А понимала ли Жанна сама себя? — Ребятишкам-то его не каждый день мясо достается! — сказала она Владимиру. — Подумать только, что эта дура Жожо отправила своего малыша в Швейцарию. Показывала она тебе фотографию? С таким мальчонкой рассталась — значит, вовсе жизни не заслуживает. И это ради того, чтобы пить шампанское и бездельничать… Опротивели мне люди, вот что! А ты уже напился? Слушаешь ты меня или нет? Она смотрела на него, слишком хорошо его зная, чтобы не видеть, что он еще не слишком пьян. — О чем ты думаешь? Спорю, что все еще о Блини… — А вот в Ко.....
Конец
— Про что? — Про то, что ты убил ее мать… Владимир отвернулся. Напрасно он столько выпил. Только что он был счастлив как никогда. Жизнь начиналась сызнова, непременно должна была начаться сызнова. И все будет, как бывало когда-то: Константинополь — или любой другой город, какая-то работа — на заводе, в ресторане, а может быть, в цирке? Да, в цирке, это лучше всего! Комнатушка, граммофон, хождение вдвоем за покупками, пересчитывая мелочь в кармане. Блини стал уже совсем другим без бороды… — Заткнетесь вы когда-нибудь, черт вас дери? — закричал сосед, подойдя к двери вплотную. — Шш! Владимир залпом осушил бутылку, и лицо Блини расплылось у него перед глазами, раздвоилось — два огромных рта, четыре большущих глаза, как у лани, как у жертвы… Он швырнул на пол бутылку, и когда она разлетелась вдребезги, крикнул в сторону соседа: — Все! Кончили! Молчим! И сунул тысячефранковые бумажки в руку Блини. — Вот! Это все твое! Да-да! Твое! Клянусь! Элен мне дала их… — Для меня? — Ну конечно! Не понимаешь? «Не понимаешь» — он повторял это с той минуты, как встретил приятеля.
|