Начало
Смерть труса Роберт Силверберг. Смерть труса. Пер. – А. Кон. Robert Silverberg (as Ivar Jorgensen). Coward's Death (1956). – _ – Ну-ка, повтори еще раз это слово! Дэйв Лоуэлл улыбнулся и поправил спадавшие на лоб волосы. – Развоплощение, – произнес он. – Я понимаю, это звучит странно, даже нелепо, но просто не знаю, как иначе описать всю эту чертовщину. Барретт Маркс промолчал и продолжал сидеть, закинув ногу на ногу, в гостиной Дэйва, и потягивать из своего фужера ледяное виски. Несмотря на тепло и домашний уют, он асе равно остро ощущал ни на миг не прекращающуюся холодную напряженность в своем отношении к Дэйву. Он все разглядывал на донышке фужера отражение спокойного, уверенного в себе лица Дэйва и никак не мог до конца уяснить, почему один вид его все еще продолжает возбуждать едкое беспокойство в его желудке. Прошло десять лет с тех пор, как он в последний раз встречался с ним, вместе работали после окончания колледжа. Однако сейчас он сразу ощутил, насколько легко оказалось разворошить теплившийся в глубине его души прежний огонь среди тлевших углей прошлого. Середина
– Успокойся, Барретт. Извини меня, но ответ мой однозначен – нет. Он повернулся в сторону лестницы, и явная твердость этого его намерения покинуть лабораторию и больше не возвращаться к этой теме распалила Барретта Маркса в еще большей мере, чем спокойное, безмятежно-самодовольное выражение лица Дэйва. Пальцы его правой руки сами согнулись в очевидном, рефлекторном стремлении плотно сомкнуться вокруг какого-нибудь оружия, а глаза тут же и нашли таковое: блестящий с хромированной поверхностью стальной прут, валявшийся на покрытом пылью ящике для запасных частей. Он схватил его, прут прочертил в воздухе яркую параболу и обрушился прямо на правый висок Дэйва Лоуэлла. Тот безмолвно, не испустив даже стона, свалился на пол. Барретт уставился на дело рук своих и тут же стал глубоко раскаиваться в этом своем мимолетном импульсе. Ом склонился над Дэйвом и стал бессвязно что-то произносить, пытаясь выразить охватившее его чувство сожалении о совершенном и желание помириться. Затем он увидел кровь, хлынувшую из глубокой треугольной раны на голове Дэйва, и понял, что тому уже никогда не услышать его мольбы о прощении. Конец
А чуть поодаль, тоже справа, еще одна фигура в такой же самой жуткой позе. – Где это я? – вскричал он. Ответом было только завывание ветра. А затем раздался гром. Но не над головой, а у земли, у самых его ног. Рваные, пульсирующие звуки, от которых дрожала трава… Эти звуки с каждым мгновеньем становились все громче и громче, пока в его поле зрения не попал и сам источник услышанного им чуть ранее грома. Эти жуткие звуки исходили от сидевших верхом на лошадях людей, неровной линией расположившихся впереди. На них была какая-то необычная, странным образом разукрашенная одежда, столь же нелепо раскрашенными были их лица. Судя по беспорядочным и быстрым движениям рук, их необузданная дикость и яростный гнев были очевидны. Всадники быстро проскакали мимо мертвых тел своих пленников, но при виде испуганных глаз Барретта и его корчащегося от боли тела, неожиданно натянули узду своих лошадей. Первый из всадников откинул назад убранную перьями густую копну длинных волос и что-то крикнул. Один из молодых индейских воинов рассмеялся и высоко поднял над головой копье.
|