Начало
Семёнов Юлиан Семёнович 37 - 56 Летом тридцать седьмого Нас тогда на Спасо-Наливковском осталось трое: Витек, Талька и я. (Раньше с нами всегда был Юрка Блюм, но после того, как забрали его отца, он переехал куда-то на Можайское шоссе.) По утрам мы собирались возле шестого подъезда, читали по складам "Пионерку", играли в "классики" или "штандер", а потом ходили по этажам - смотреть опечатанные квартиры. Каждую ночь в нашем доме опечатывали несколько квартир. Иногда их опечатывали сургучом, и тогда мы уходили ни с чем, но если сургуча не хватало, опечатывали воском или пластилином; мы осторожно соскабливали его, лепили солдатиков, опускали их в лужи, и они становились совсем как оловянные. - Говорят, вчера маршала Буденного арестовали, - сказал я, - за то, что у него на даче жила японская балерина. - Откуда знаешь? - сердито спросил Талька; он не любил, когда кто-нибудь из нас первым сообщал наиболее важные новости. - Люди говорили, - ответил я уклончиво, потому что мама настрого запретила рассказывать про то, что я слышал дома. "Ты уже взрослый мальчик, - сказала она, - ты должен понять, что сейчас надо молчать". "Почему?" - спросил ..... Середина
- Это ему миной рассадило, - объяснила Роза, накрывая на стол: поставила три стакана, порезала хлеб и подвинула большую солонку с желтоватой солью. Швец достал из-за пазухи бутылку водки и плитку шоколада "У лукоморья дуб зеленый". Роза налила себе стакан водки, выпила по-мужски, резко запрокинув голову; напудренное, дряблое лицо ее покраснело; она взяла шоколад со стола и переложила на комод: "Оставим детям, они до сладкого любители". Потом деловито поинтересовалась: - Вы меня оба будете, или безногий не может? - Оба, оба! - Швец развеселился. - Безногий может, будь спокойна. - На широкой ляжем, или будете переходить ко мне по одному? - По одному, - сказал Швец. - Чтобы в движеньях не смущаться. Мы с ним совсем пьяны, рассказываем Розе анекдоты, она просит нас говорить потише, чтобы не услыхали соседи. Потом, рассердившись внезапно чему-то, предупредила, что с каждого берет по тридцатке. Мы легко согласились, и она начала стелить постели. - Чего сюда приехали-то? - спросила она. - В командировку? Конец
Я понял, что Блюм завелся. Наверное, он обиделся, когда редакторши крадучись вели нас по коридору, чтобы не слышали соседи. Не зря, видно. Блюм тогда громко заметил мне, что он реабилитированный, а не амнистант. - У кого воровали? - допытывалась Мика. - У большевиков, - усмехнулся Блюм, - они доверчивые... - Что вы такое говорите. Блюм?! - ужаснулась Мика. - Правду, - ответил он, - только правду и ничего, кроме правды! - Но... - Хватит, - сказал Блюм. - Мне надоело кудахтанье. Пора перейти к телу. Редакторша Лиля сказала: - Я должна поработать в фундаменталке. - А я к Юткевичу, - поднялась редакторша Надя. - Счастливо, - сказал Блюм. - Только возвращайтесь попозже, а то мы с Микой не управимся. - Вы не умеете себя вести, - сказала Мика. ' - А вы разве девица? - осведомился Блюм. - Я не девица, а вы совсем не умеете себя вести. > Надя и Лиля вышли. Мика выключила магнитофон и встала к двери. - Иди ко мне, цыпочка, - сказал Блюм, дожевывая бутерброды, - я сделаю тебе больно и хорошо.
|