Тот, кто побеждает в шести битвах из десяти, следует правилам звезд. Тот, кто побеждает в семи битвах из десяти, следует правилам солнца. Тот, кто побеждает в восьми битвах из десяти, следует правилам луны. Тот же, кто побеждает в десяти битвах из десяти, – искуснейший из полководцев, но может зайти слишком далеко.

Пролог

В хрониках Шан сказано: этот мир случился оттого, что обезьяна стала пускать мыльные пузыри. Произошло это так: выйдя к Желтой реке напиться, обезьяна увидела, как бог судьбы Синьмэ сидит у воды и забавляется, пуская мыльные пузыри над ее поверхностью. Улучив момент, когда бог отвернулся, обезьяна схватила тростинку и с силой дунула в нее. Оттуда вылетела целая гроздь мыльных пузырей. Оплодотворенные слюной бога, оставшейся на кончике тростинки, они превратились в миры. С тех пор, подобно грозди винограда, эти миры продолжают витать в Великой Пустоте Шу, тесно прижатые друг к другу, и в каждом из них отражается то, что происходит в других. Но воля Синьмэ такова, что происходит это в них разновременно или немного иначе, – подобно тому, как искажаются черты лица на всякой выпуклой поверхности.

Схватка оказалась короткой. Нескольких стрелков бьетов, выскочивших из леса и попытавшихся помочь своим с земли, неторопливо сняли стрелки Яо. Пеших добивали куаньлины, превосходившие бьетов числом и умением и ослепленные возможностью наконец использовать свое преимущество. Юэ даже не хватило времени выдернуть щит и вступить в рукопашную схватку: он отбил один удар, пинком повалил напавшего на него бьета наземь, воткнул меч, увернулся от второго удара… А потом все кончилось. Горстка оставшихся – не больше двадцати человек – пробила в ряду его воинов брешь и ринулась к лесу. За ними побежали было, но Яо дал по остаткам отряда бьетов три прицельных залпа – у него хватало на это стрел, и до леса добрались не больше пяти-шести человек.

– Победа! – закричал кто-то, и рев из сотен глоток вызвал в лесу долгое протяжное эхо, сорвал с места испуганных птиц.

– Отойти на безопасное расстояние! – приказал Юэ своим вполголоса, вытирая со лба пот и копоть, – от леса продолжал валить дым и лететь хлопья са.....

Ицхаль взяла в ладони ее легкую, холодную, уже словно остывающую руку и принялась растирать ее, стараясь придумать, что сказать этой умирающей женщине. Слова утешения казались неуместными, слова надежды – тоже, а болтать о пустяках стоит лишь у постели выздоравливающих.

– Знаешь, я боялась ходить к тебе, – сказала Ицхаль единственное, что могла. – Боялась, что брат заподозрит что-нибудь и что-то случится. Прости, если бывала у тебя редко. Сейчас мне кажется, слишком редко.

Глаза старой женщины заволокло слезами.

– Ты же знаешь, как я тебя ждала. – Ее голос дрогнул. – Но мне в голову не приходило, что это может быть опасно…

– Возможно, я боялась собственных теней, – вздохнула Ицхаль.

– Я всех вас любила, – произнесла Деша, глядя в потолок. – Всех. Иногда я завидую твоей матери – она умерла раньше, чем увидела, как вы начали друг друга убивать.

– Я никого не убивала! – вскинулась Ицхаль.

– Я знаю. – Пальцы Деши сомкнулись на ее запястье. – Потому тебе стоит знать то, что я поклялась сохранить в тайне. Но, может статься, это знание спасет тебе жизнь.