Андрей Платонов

Свет жизни

В глубине нашей памяти сохраняются и сновидения и действительность; и спустя время уже нельзя бывает отличить, что явилось некогда вправду и что приснилось, – особенно если прошли долгие годы и воспоминание уходит в детство, в далекий свет первоначальной жизни. В этой памяти детства давно минувший мир существует неизменно и бессмертно... Росло дерево где-то на поляне, в окрестностях родины, освещенное июньским полуденным солнцем; свет неба лежал на траве, и от волнения зноя тень древесных листьев неслышно трепетала по травяной сияющей земле, словно видно было, как дышит солнечный свет.

Томительно и скучно было сидеть десятилетнему мальчику Акиму под тем деревом, но в сердце его жило само по себе тихое, счастливое чувство, питаемое теплом земли, светом солнца, синим небом над далекими полями и воображением всего этого видимого, еще непривычного мира внутри собственной детской души, как если бы и трава росла, и свет светил, и ветер шевелился не снаружи, а в глубине тела Акима, – и ему интересно было быть за них и воображать, что думают и чего хотят ветер, солнце и трава. В детстве весь мир принадлежит ребенку, и Аким все, что видел,.....

– Чего уж кричишь, я сама знаю, – ответила ему издали хромая женщина. – С салом будешь есть-то или с маслом постным?

– С салом, – пожелал Аким.

К обеду он управился прополоть огород, затем вышел за ворота, поглядел в свою родную сторону и пошел в избу обедать.

Наутро хозяйка не встала с кровати, она занемогла.

– Остудилась! – говорил ей Аким. – Зачем ты на ветру стояла? Будешь теперь знать!

– Мне давно уже недужилось, – отвечала больная. – Сверху пот выходит, а внутри я сохну вся. И до тебя я лежала, а ты вот пришел когда в гости, мне будто полегчало, я отдышалась, есть на кого поглядеть стало, а теперь вот опять. Это я не от ветра, я давно таю сама по себе... Когда усну, чувствую, что плыву я по водам куда-то и вода меня испивает, проснусь, и весу во мне мало, я легкая, словно и нет меня...

– А где сыновья твои живут, давай я за ними схожу, сюда их кликну, – сказал Аким.

Женщина подумала и не велела Акиму ходить.

– Пока не надо... Да они уже привыкли, что я хворая. Старшего нет – он на неделю в город уехал, а второй был недавно, он крупу принес и бутылку керо.....

Старый Аким подошел к задумчивой молодой женщине и спросил ее, полагая, что, может быть, он обознался, заблудился и пришел не на родину, а в чужое место:

– А вы не знаете, что тут раньше находилось, когда города не было?

– Знаю, – улыбнулась женщина ему в ответ. – Здесь были поля, леса, соломенные деревушки, а в них жили печальные, бедные люди.

– Верно, – согласился старик Аким и отошел от красивой молодой женщины.

Он вспомнил рожь и деревья, которые росли здесь в его детстве, сияющие летние дни, волнение зноя и трепетание теней древесных листьев на траве. В природе и в мире все это было и исчезло, но в нем, в человеке, ничто не забудется, пока он жив. Старик, варивший себе ужин у деревянного сельского моста, и женщина-хромолыдка, которой Аким не успел принести в подарок шерстяной полушалок, давно отжили на свете, но они существуют в чувстве и памяти старого Акима как любимые и бессмертные.

– А ну, пойди сюда! – сказал Аким девице в белом платье с цветами.

Девушка молча и вежливо подошла.