Начало
Генри Лайон Олди, Андрей Валентинов Кровь пьют руками Миру – мир! (из лозунгов) Вместо предисловия ВТОРНИК, ТРИДЦАТОЕ ИЮНЯ или нечто о френчах, реке Иордан и цитатах из О.Генри …А нам толковали о больной печени… О.Генри1 Пусть не волнуются многоуважаемые читатели! Эти страницы – не дежа вю, не ошибка наборщика, а всего-навсего предисловие ко второй книге романа. Оное предисловие вполне можно пропустить, не читая, ибо самое главное уже сказано в Предисловии N 1, а по поводу френча и реки Иордан у каждого, смею надеяться, уже сложилось вполне определенное и квалифицированное мнение. Кстати, почему френч? Почему не смокинг, не фрак, наконец? Черный френч вынырнет не свет Божий ближе к концу романа. Его наденет уже знакомый вам персонаж, чтобы именно в нем предстать перед Творцом, перед смертью предупредив мир о том страшном… Впрочем, о чем именно, вы прочитаете сами – если охота будет. Френч надел на героя я. Сделано сие было совершенно сознательно, ибо для меня это старо– и одновременно новомодное одеяние намертво срослось с первыми залпами Армагеддона, прогремевшего восемь десятилет.....
Середина
Вот оно как просто, оказывается! И Ерпалыч что-то такое говорил; а я развел турусы… нет, погодите! – С налетом сложнее, – предвосхитил Фол мой вопрос. – Я как раз тогда через Выворотку к тебе мотал, гляжу: из твоего дома, прямо из стены твоей квартиры, бомж-счезень вываливается. Мозглявый такой, глазки тараканами бегают… и сквозным путем на Павловку. А в лапах у гада тетрадный листик в клетку. Слямзил, небось, у тебя. Рванул я вдогон, он в стену, я в дырку, на Лицо выскочил – опоздал. Из подотдела архары горохом, в машину грузятся, а полкан ихний бумажку ворованную в карман прячет. Тут я тебе звонить и кинулся. Ну что, продолжим допрос или пойдем Ерпалыча из трясины вытаскивать? Я представил себе усатого полковника, явно осведомленного выше собственных звезд, когда тот прочитал отрывок из Ерпалычевых эпистол. Особенно если полкану достался отрывок, где ни разу не упоминалось вы, .....
Конец
– Похоже, – я отдала рисунок обратно богу. – Только меня нет. – Ну, ясное дело! – бог вновь улыбнулся. – Ты, Ленка, теперь здесь, наверху. Сама прикинь! – чего тебе там делать?! – Но… Разве я не умерла? – Вот елы! И опять бог смутился. Удивительно: ни у заокеанского Пола-Пашки, ни у вздорного борзописца Алика, ни у черного Ворона-Молитвина я не видела таких глаз – живых, ярких. Странный бог! И, наверное, хорошо, что странный. Мельком подумалось: а может, раньше я просто не умела смотреть? – подумалось и сразу исчезло, как не бывало. – Понимаешь, сестренка, я и сам в этом не шибко разбираюсь. Вот Саня тебе все как есть разъяснит! Я так себе мыслю: мир вроде бы меняться начал. А мы, стало быть… Не, не объясню! Я улыбнулась богу – растерянному богу, который чесал в затылке и не знал, как пояснить то, что много лет назад рассказывал мне Саша. Я и без него все знала. Они были как свет – эхно лхамэ. И они вновь стали светом – под золотымнеровным небом. И Саша не забыл меня. – Вот сейчас дорисую – и пойдем. Саня говорил, будто дочке вашей помощь нужна… Я вздрогнула. Эми!
|