Начало
Генри Лайон Олди, Андрей Валентинов Армагеддон был вчера Миру – мир! (из лозунгов) Вместо предисловия ВТОРНИК, ТРИДЦАТОЕ ИЮНЯ или Олди имеют пару слов Нам не дано предугадать, Как наше слово отзовется… Ф. Тютчев Это было недавно; это было давно, очень давно, потому что год жизни в эпоху перемен считается не за два, не за три… он просто считается. На дворе бродил весенний 1995-й, превращаясь из сусла в легкое, чуть-чуть кисловатое вино. До бума на фантастику отечественного разлива, когда народ не Говарда и не Желязны умного – Лукьяненко с Дяченками с базара понесет; до сладостной осени 1996-го оставалась целая вечность. До статей в "Литературной газете" и журнале "Арт-Лайн", до дифирамбов и ушатов помоев, до целой вереницы кризисов и взлетов, конвентов и форумов… Впрочем, за окном стоял март, любимый месяц Олдей, в котором оба соавтора умудрились родиться под одним и тем же знаком Овна, то бишь барана, годного в равной степени на шашлыки и Золотое Руно. Небо голубело себе помаленьку, коты орали на крышах, взыскуя любви, а мы удирали от забот домашних в далекую Элладу ХIII-го века до нашей эры, начиная к.....
Середина
– Идиот я, блин, подруга! Да ты бы на этого тормоза посмотрела! Лыбится, падла, и блекочет всякую туфту! Он же, сука, плановой, блин! Гандон поганый, ломка у него, гада! Дозу просит!.. – А теперь по-русски, пожалуйста… Пока племянничек пытался найти адекватные выражения в великом, могучем и свободном, я припомнила замеченный мною еще той ночью странный – неподвижный и прозрачный – взгляд Кондратюка. И пожалела, что не взялась за дело сама. Хотя и без меня можно было догадаться, что у мерзавца – астенический синдром, и в таком состоянии бить его просто бесполезно. А теперь единственный подозреваемый по важнейшему делу выбит из игры – в буквальном медицинском смысле – и, возможно, надолго. – Что он сказал? – перебила я, не дав товарищу Изюмскому подыскать эквивалент к выражению "гандон поганый". Дуб молча протянул мне листок – тот самый, единственный. Ну-с? «Гражданина Трищенко я не убивал. Пистолет мне вручила Очковая. Она велела прийти в бар „Момай“. С моих слов записано верно.» Подписи не было, зато имелась грамматическая ошибка (бедный Мамай!). Я вздохнула.
Конец
Звон гитарной струны. Течет, плавится… – Не мели ерунды, девка, – рявкают в ответ, огрызаясь. – Твоего Пола сожрала его любимая тварюка! Вот, капрал свидетель… Говорят опять по-русски, чего не может быть по определению, но я понимаю: запись не лжет, запись не морочит мне голову – просто мои заскоки, будь они прокляты, не прошли даром даже для магнитной пленки. Полюбуйтесь! – Да, мистер Мак-Эванс. Только капрал Джейкобс упомянул еще кое-что! Что перед тем, как Пола съела акула, кто-то стрелял в него, тяжело ранил и, по-видимому, продырявил его лодку, чтобы замести следы! — я стою и слушаю, один в квартире среди бесчувственных людей, а девушка все кричит. И наплывом плещется океан-свидетель. – Тебе бы прокурором быть, Эми, – сипло бросают издалека. Крики чаек. Скрежещет колесико зажигалки – близко, совсем близко… – Ну, Эми, под присягой я бы не взялся обвинять любого из присутствующих здесь людей. Ты же слышала: я сказал, что мне так показалось. В любом случае, улик теперь нет, так что концы в воду, и…
|