Начало
Генри Лайон Олди Тени моего города Хоанга Та, что творит добро. Есть в этом слове нечто притягательное, слабый отзвук флейт несбывшегося, вкус липкой ириски, запретной и оттого самой сладкой на свете. Помните? Хоа-а-анга… пьянит аромат жасмина, самовольно вторгаясь в соленый запах моря, южное солнце, одичалый демон зноя, сыт на рассвете и легко касается вашей кожи мириадами теплых пальцев, мурлыча на весь небосклон: – Хоа-а-а-а… Слышите? И еще – тайна, которая заставляет сердце трепетать птенцом в ладони, предвкушая чудо. Чувствуете? Ее звали именно так – я это понял с первого взгляда. * * *В тот день я проснулся гораздо раньше обычного, с твердой уверенностью в неизбежности чуда. Так просыпаются дети в свой день рождения; с возрастом, увы, ощущение праздника тускнеет, покрывается мохнатой пылью, будто монета, закатившаяся под диван – чтобы застрять в щели между полом и плинтусом на долгие годы. Тихонько, стараясь никого не разбудить, я оделся и вышел на улицу. Ноги сами понесли меня в нужном направлении. И я совсем не удивился, когда увидел ее. Чудо должно было произойти – и оно произошло. Середина
Семья беглянки оказалась выше всяческих похвал. Видимо, в их среде проявление родственных чувств считалось равным подтверждению счета в банке. Задержанного отпустили под залог – его, предъявив целую кипу важных бумаг, увез импозантный мужчина, без особых оснований назвавшийся двоюродным братом. С тем же успехом он мог считаться дядюшкой, шурином, деверем или седьмой водой на киселе. Предположить, что безумец – действительно сын беглянки, было трудно, но можно. Главный диссонанс: не совпадало время. Задержанному в таком случае должно было стукнуть максимум двенадцать-тринадцать лет, а он выглядел на все тридцать пять. Тем не менее семья взяла на себя ответственность за содержание «блудного сына». Как многие безумцы, он оказался талантлив: резко выраженный дар скульптора. Еще через полгода семья поместила его в пансионат. В нюансы доктор не вникал. Он просто сразу ощутил некую общность с пациентом, после первых же произн..... Конец
– Здравствуйте, – вежливо сказали оттуда, где исчезла крыса. Лазарь пригляделся. У стены, подстелив клеенчатый дождевик, а поверх дождевика – старый бушлатик, сидел худой, как скелет, человек. Одет человек был в спортивный костюм, аккуратно заштопанный в самых неожиданных местах. «Бомж», – равнодушно догадался очарик. – Здравствуйте. Это вы Гицель? – Да. А вы, наверное, господин Остимский? Лазарь Петрович? – Вы меня знаете? – Мне про вас Мясник рассказывал. И Степа. – Так что, возьметесь? – без предисловий спросил очкарик. – Нет, – так же кратко ответил Гицель. – Почему? Вы же можете? – Убить чувство? Могу. Но я ведь сказал вам: Мясник… и Степа. Я про вас все знаю. У вас сейчас не чувство, а фикция. Тень. Призрак. Я не берусь сражаться с тенями и экзорцировать призраки. – Экзорцировать! – с горькой насмешкой передразнил Лазарь. – Бесов экзорцируют. А призраки, они вроде бы расточаются. С рассветом. Что ж это вы, с такими мудреными словечками, в подвале сидите? – Здесь тепло, – объяснил Гицель. – Здесь трубы. В углу, болтаясь на коротком шнуре, тускло горела сорокасвечовая лампочка.
|