Начало
Генри Лайон Олди Ваш выход, или Шутов хоронят за оградой Я – зритель. Сплю в объятьях зала И вижу сон, Как жизнь убитому сказала: «Прости за все». Ниру Бобовай Бери мое добро, и горе – злосчастье в придачу… С. Маршак 1 Ненавижу «частный сектор». Нашу местную «одноэтажную Америку». Нет, воскресным днем, конечно, чудненько выбраться сюда с друзьями: шашлычок, «Изабелла», «Бери шинель, пошли домой». Расслабленно привалиться к стволу старой груши, ощущая спиной его тепло даже сквозь рубашку… Слиться с природой, без лишней фамильярности с ее стороны. Зато ночью или поздним вечером, как сейчас – благодарю покорно! Особенно когда ты не груши под шашлык околачиваешь, а матерясь сквозь зубы и спотыкаясь через два шага на третий, ковыляешь по здешним канавам. И добро бы пьяный! – трезвый я сегодня. Сотка «Борисфена», распитого на скорую рюмку в Доме офицеров, не в счет. Во-первых, по стону, который здесь песней зовется, только на танке бечевой ездить. Во-вторых, фонари отсутствуют, как классово чуждый элемент, а исключения из правила разбиты шаловливыми аборигенами. В-третьих же, поскольку я редкий гость на окра.....
Середина
– Достаточно. Антонио Буэро Вальехо «Она ткала свои мечты». Сцена возвращения Одиссея на Итаку и убийства женихов. – Погодите! Вальехо – это художник! Или он… – Художник – Борис Вальехо. А пьесу написал Антонио Буэро Вальехо. – Ясно. В другой раз не стану спорить с профессионалом, – неожиданно усмехается Качка. – В целом, можно считать, картина ясна. Каждое преступление Скомороха – это… гм-м… инсценировка пьесы, где в финале происходит убийство. Спасибо вам большое, Валерий Яковлевич. Могу только еще раз повторить: жаль, что мы не были знакомы раньше. Это ж надо: маньяк-театрал! Призрак в опере! Не дай Бог повторится – непременно к вам обращусь. За консультациями. Так и не понял, шутит ли он. – Вот вам моя визитка, на всякий случай. Искренне надеюсь, что она вам, в свою очередь, не понадобится. Но если что, всегда рад. «Будете у нас на Колыме – заезжайте…» Я сделал заранее обреченную на неудачу попытку расплатиться по счету, но Матвей Андреевич пресек ее в самом зародыше. На улице мы распрощались, и каждый пошел своей дорогой.
Конец
Щека Кожемяки-младшего дергается иначе, чем все тело: раз, другой. Это хорошо видно. Сейчас горят все прожектора, включено освещение рампы. Яркий свет позволяет лицам без грима выглядеть отчетливо, резко. Валерий (очень тихо). Вы по-прежнему настаиваете на своей доле? Кожемяка. Да! Настаиваю! Вам не удастся обмануть меня! Я инвалид! Мне нет восемнадцати… Валерий. Ну что ж, ваш выход. Кожемяка. Что?! Валерий. Я хотел сказать: ваш выбор. Мне вовсе не хочется вас обманывать. Давайте сделаем так: вы выплатите мне мою часть, и я отдам наследство вам. Целиком. Договорились? Кожемяка (с подозрением). Нннн… Н-ннеее-ее… Небось заломите? Валерий (делаясь убийственно обаятельным). Обижаете, мальчик. Червонец вас устроит? Кожемяка. Восемь! Ну, восемь пятьдесят… Валерий. И пошлина за ваш счет. Кожемяка. Какая пошлина? Валерий. Сейчас я вызову нотариуса. Он все оформит. Кожемяка. А-а-а… Пошлину пополам! Валерий встает. Где-то, видимо на улице, звучат два выстрела. Скорее всего, мальчишки балуются петардами. Эхо отдаляется, убегая на другой .....
|