Начало
Владимир МИХАЙЛОВ НОЧЬ ЧЕРНОГО ХРУСТАЛЯ * * * – Доктор Рикс! Срочно – город! ОДА! Женщина выхватила из кармана халата плоскую коробочку коммутатива. Нажала кнопку. – Доктор Рикс? – Голос в коробочке казался сплющенным. – Снова ОДА! Девочка, роды проходили нормально… Женщина опустила веки – может быть, чтобы никто не увидел в ее глазах отчаяния. Но голос ее в наступившей мгновенно тишине прозвучал спокойно, почти безмятежно, как если бы ей сообщили – ну, что лампочка в прихожей перегорела, например; только свободная рука непроизвольно сжалась в кулак: – Что же вы предприняли? – Сразу же, по инструкции, дали кислород. Затем… Она слушала еще несколько секунд. – Пока дышит нормально. Однако… Она перебила: – Готовьте к перевозке. Сейчас к вам вылетит вертолет. – Доктор, хотелось бы… Видите ли, ее отец – Растабелл. Она знала, кто такой Растабелл. – Не волнуйтесь, все будет отлично. Рука с коммутативом медленно опустилась, бессильно повисла, но лишь на секунду. – Доктор Карлуски, разрешите… Он кивнул головой с узким, морщинистым лицом.
Середина
– То ли кунсткамера, – пробормотал Милов, – то ли расцвет плюрализма… Это еще что за формирование? – «Молодые стрелки», – ответила Ева. – Все-то вы знаете… Колонна мешала проехать. Милов решительно загудел. Строй не сразу, как бы нехотя, начал принимать влево. Объезжать пришлось медленно, почти вплотную. Арестованные шли, угрюмо глядя кто под ноги, кто прямо перед собой, никто не шарил глазами по сторонам – видимо, стыдно было своего положения. Один, уже очень немолодой, споткнулся, страж крикнул ему: «Под ноги гляди, морда безродная!» – но тот поднял голову, оглянулся на звук мотора, встретился со взглядом Милова – в глазах старика стояла тяжелая тоска. Ева отшатнулась, припала головой к плечу Милова. – Осторожно, девочка, – сказал Милов. – А то я врежусь не в того, в кого стоило бы… Она всхлипнула. – Ну, не надо, Ева, не надо… – Не понимаю, – сказала она с отчаянием в голосе. – Не могу понять… Ученые, инженеры – дико, но в этом есть хоть какая-то логика. А это?.. Не укладывается в сознании.
Конец
Наверное, света хватило бы, потому что на территории Центра многое уже горело – одно догорало, другое только занималось, третье горело вовсю, как будто зданиям надоела неподвижность, полета захотелось, полета – пусть и в виде пламени и дыма, пусть и в последний в своем существовании раз. Горело, выло, шипело, разлеталось густыми брызгами, пламя было где синее, где – зеленое, фиолетовое, желтое, оранжевое, белое – знатнейший получался фейерверк. Ветер дул от реки, и временами парящие куски и клочья чего-то, как бы лохмотья пламени, долетали до подножия Кристалла, догорали и бессильно гасли. Но гигантская глыба хрусталя стояла еще неповрежденной, если не считать разбитых окон; в какие-то мгновения Ми.....
|