Начало
Владимир Михайлов Дверь с той стороны Глава первая Инна говорила прерывистым полушепотом, от волнения не заканчивая фраз; слова торопливо набегали друг на друга. Нынче голос изменял ей – великолепный голос, хрупкий, с придыханиями, он всегда привлекал не меньше, чем облик, а порой и больше. Сейчас голос дрожал. – Ты придешь сегодня? – Милая… Истомин произнес это слово, не думая над ним и не ощущая смысла; слово было привычным, да и сама Инна тоже, с ее матовой кожей, с черными кольцами волос и профессиональной точностью и выразительностью движений. Произнес, и сразу же, по привычке, увидел слово написанным. – Последний вечер. Последний… Почему все кончается? На Земле ты забудешь меня. Сразу… – Нет. – Поцелуй меня. Сейчас. Все равно, пусть видят, все равно. Не хочу терять тебя. Скажи, мы не расстанемся на Земле. – Мы встретимся. – Где? Когда? Говори сразу. – Потом, Инна. – О, я понимаю, понимаю… Не надо хитрить, милый. Старая женщина – на что я тебе там? Но все равно – спасибо. – Ты ошибаешься…
Середина
Столбики поползли быстрее, закружились цифры в окошках. Капитан представил, как батареи пьют сейчас эту энергию, словно жаждущий воду – припав и не отрываясь. Потом они смогут вышвырнуть ее в мгновение ока в одну точку, деформировать пространство и позволить кораблю миновать грань, отделяющую его от сопространства – границу, проходящую через каждую точку мироздания, но неощутимую и непреодолимую в обычных условиях. Но это – в другой раз. Сейчас идет испытание. – Прибавляю в рабочем темпе! Теперь цифры чередовались с такой скоростью, с какой им полагалось. Держат, черт возьми, держат! – Ноль, восемь заряда, – услышал он голос Рудика. – Как автоматика? – Все в порядке. Но ухо держи востро. – Ага. – Ноль, девять заряда… – А ведь берут не хуже, чем раньше. – Отдавать будут хуже. Ноль, девяносто пять… Устюг уже держал палец на клавише – на случай, если автоматика откажет. Три звука слились воедино: голос Рудика, крикнувшего «Заряд!», резкий щелчок – сработали автоматы отключения – и облегченный вздох капитана.
Конец
– Вы, верно, не поняли, – сказал он. – Выйти-то может любой. Но он не сможет вернуться назад: вход будет заблокирован наглухо – и навсегда. – А я не говорил о возвращении, – сказал инспектор. – Послушайте… – медленно начал администратор. – Я знаю, что говорю, – прервал его Петров. – Мне немало лет, и моих потомков не будет на финише этого полета – потому что единственная, кто могла бы подарить их мне, осталась далеко. Я проживу и умру без пользы, а это меня не устраивает. Я знаю, что выйти надо, и выйду. Только получше разъясните мне, что нужно там сделать, чтобы все не оказалось зря: если я правильно понял, после меня не сможет выйти уже больше никто. Люди молчали. – Будут дети, – сказал инспектор. – Еще недавно мы были готовы умереть сами; неужели забота о жизни одного старика заставит вас закрыть путь перед близящимся поколением? – Я люблю вас, инспектор, – сказала Зоя. – Вы человек. – Я рад, – сказал Петров, – что вы это понимаете.
|