Глава 1

Еще десять блаженных дней без единой лошади! Так думал Эндрю Чейс-Уайт, с недавнего времени младший лейтенант доблестного Короля Эдуарда конного полка, с удовольствием работая в саду, в пригороде Дублина, солнечным воскресным апрельским днем 1916 года. Сад этот, скрытый за крепкой стеной из нетесаного рыжего камня, был большой, и в нем росли, прихварывая, но не сдаваясь, две пальмы. Дом - благообразная вилла под названием "Финглас", с широкими окнами и покатой шиферной крышей - был выкрашен в голубую, с легкими подтеками краску. Просторный, но не громоздкий, он был построен в основательном "приморском георгианском" стиле, безмятежно процветавшем в Ирландии еще в начале нашего века. Дом и сад, стены и пальмы - владения будущего тестя Эндрю - находились в Сэндикоуве, на Сэндикоув-авеню, одной из тех веселых, застроенных разноцветными виллами улочек, что сбегают к морю от главной дороги, ведущей на Киллини и Брэй. Улица, на которой - или, вернее, отступая от которой в сознании своего превосходства над другими домами, стояла вилла "Финглас", была чистая и очень тихая, всегда словно залитая жемчужно-серым светом с моря. Отсюда оно было видно и даже слышно - внизу, у п.....

Заря бросает розы с высоты.

С тобой цветист и радостен рассвет,

И перламутров полдень там, где ты.

Но день веселый стал кровавым днем

Помолвки нашей, и одной тебе,

Как светозарной памяти о нем,

Дано сиять в моей глухой судьбе.

Ко мне спешишь ты, легче ветерка,

Подобно розе летней хороша,

Твое дыханье, голос, аромат,

Как жизнь, как воздух, пьет моя душа.

Ты мой рассвет, мой полдень и закат,

Тобой я жив, и счастлив, и богат {*}.

{* Перевод В. Левика.}

Было утро четверга, и колебания Эндрю пришли к концу: сегодня он сделает Франсис предложение. Он был рад, что выждал некоторое время. Теперь он знал, что не зря оттягивал эту минуту. Как-никак, они не виделись больше года, с приезда Франсис в Лондон в начале войны, и нужно было преодолеть известное отчуждение. Его вывел из равновесия приезд в Ирландию, суетливые хлопоты матери, свидание с родственниками. Только теперь он, проявив хладнокровие и упорство, заставил себя успокоиться и мог уделить все свое внимание Франсис.

Хлопнула парадная дверь. Франсис и ее длинноногий сын снова сели за стол с чуть виноватым видом заговорщиков, для которых миновала минута опасности, - это тоже было частью утреннего ритуала.

- А я считаю, что шестнадцатый год - это было замечательно, - сказал сын.

- Да, и я тоже. Хоть и не знаю, кому это пошло на пользу.

- Это было напоминание о том, что людей нельзя без конца держать в рабстве. Тирании кончаются, потому что рано или поздно рабы дают сдачи. Только так и можно подействовать на тирана и заставить его отступить. Свобода - в самой природе человека, она не может исчезнуть с лица земли. Подробности борьбы мы, может быть, и забываем, но борьба продолжается, и люди должны быть готовы вернуться к забытым подробностям. А когда настает очередь какой-нибудь страны, пусть и маленькой, восстать против своих тиранов, она представляет угнетенные народы всего мира.

Франсис опять почувствовала ледяное прикосновение.

- Ну и речь! Ты мне сейчас напомнил Кэтела Дюмэя. Он тоже говорил такие вещи. Ты и лицом становишься на него похож.