Ле Гуин Урсула

Феникс

Урсула К.Ле Гуин

Феникс

Радио на комоде шипело и трещало, словно кипящая кислота. Сквозь треск разрядов голос хвастал победами. "Мясники!", ответила она. "Мясники, лжецы, дураки!" Выражение в глазах библиотекаря усилило ее ярость, как у цепного пса, что, задыхаясь, хватает пастью воздух.

"Ты не можешь быть партизаном!"

Библиотекарь не ответил. Ему, наверное, нечего было бы сказать, даже если он мог бы говорить.

Она приглушила радио - его не стоило выключать, чтобы не пропустить последний акт драмы, развязку - и подошла ближе к библиотекарю, лежащему на постели. Теперь она уже хорошо знала его круглое, желтовато-болезненное лицо, темные глаза с красными белками, темную, густую шевелюру, волоски на предплечьях, кистях рук и пальцах, волосы под мышками и на груди, в паху и на ногах, и все его коренастое, потное, страдающее тело, о котором она заботилась уже тридцать часов, пока город раздирался улица за улицей и нерв за нервом, а радио судорожно дергалось от лжи к статике и снова ко лжи.

"Не надо мне говорить!", сказала она его молчанию. "Ты не с ними. Ты против них."

Рука была основательной, как и все в нем, рука твердая, но не мозолистая, рука человека, работающего за столом. И она была горячей.

"Тебе надо бы в больницу", сказала она с раскаяньем. "Знаю, что тебе нельзя разговаривать, но я не могу удержаться от болтовни, а ты не отвечай. Тебе надо в больницу. Но как ты туда попадешь, когда нет такси и бог знает, на что сейчас похожи больницы. И кого они сейчас захотят взять. Как только все немного затихнет и телефон снова заработает, попробую позвонить доктору. Если еще останутся доктора. Если вообще что-нибудь останется, когда все кончится."

Говорить так ее заставила тишина. Был тихий день. В такие дни почти хотелось услышать мотоциклы и пулеметы.

Его глаза были закрыты. Вчера вечером и время от времени всю ночь у него были пароксизмы кашля, он боролся за дыхание с ужасающе сильными спазмами, похожими на астму или на сердечный приступ. Даже сейчас он дышал коротко и тяжело, но как бы ни был он измотан и неустроен, он все же отдыхал, ему должно стать лучше. А что, собственно, мог бы сделать доктор для надышавшегося дымом?.....

Рука была основательной, как и все в нем, рука твердая, но не мозолистая, рука человека, работающего за столом. И она была горячей.

"Тебе надо бы в больницу", сказала она с раскаяньем. "Знаю, что тебе нельзя разговаривать, но я не могу удержаться от болтовни, а ты не отвечай. Тебе надо в больницу. Но как ты туда попадешь, когда нет такси и бог знает, на что сейчас похожи больницы. И кого они сейчас захотят взять. Как только все немного затихнет и телефон снова заработает, попробую позвонить доктору. Если еще останутся доктора. Если вообще что-нибудь останется, когда все кончится."

Говорить так ее заставила тишина. Был тихий день. В такие дни почти хотелось услышать мотоциклы и пулеметы.

Его глаза были закрыты. Вчера вечером и время от времени всю ночь у него были пароксизмы кашля, он боролся за дыхание с ужасающе сильными спазмами, похожими на астму или на сердечный приступ. Даже сейчас он дышал коротко и тяжело, но как бы ни был он измотан и неустроен, он все же отдыхал, ему должно стать лучше. А что, собственно, мог бы сделать доктор для надышавшегося дымом? Наверное, не м.....