Марио Варгас Льоса

Нечестивец, или Праздник Козла

Лурдес и Хосе Исраэлю Куэльо, а также многим и многим моим друзьям доминиканцам.

Тридцатого мая, бросив дела, весело празднуем Праздник Козла.

I

Урания. Ну и именем наградили ее родители; при этом имени в сознании возникала планета, минерал, все что угодно, но только не стройная женщина с тонкими чертами лица, гладкой кожей и огромными темными, немного печальными глазами, которые смотрели на нее из зеркала. Урания! Ну и ну. К счастью, никто ее так не звал, а звали Ури, Мисс Кабраль или доктор Кабраль. Насколько помнится, с тех пор, как она уехала из Санто-Доминго (а точнее, из Сьюдад-Трухильо: когда она уезжала, столице еще не вернули ее настоящего имени), ни в Адриане, ни в Бостоне, ни в Вашингтоне, ни в Нью-Йорке никто не называл ее больше Урания, как звали когда-то дома и в колледже святого Доминго, где sisters [1], монахини доминиканского ордена, и ее соученицы старательно выговаривали дурацкое имя, которым ее с самого рождения обрекли на муки. Кого же это угораздило – его или ее? Теперь уже поздно докапываться, дорогая: мать – на небесах, а отец – поко.....

Первый раз с момента, как прочитал письмо в «Форо Публике», Агустину Кабралю становится страшно. На самом деле: вчера или позавчера кто-то в Кантри-клубе пошутил, что раздел светской хроники газеты «Насьон» разжаловал его из «выдающихся деятелей», что обычно бывало дурным предзнаменованием: Генералиссимус обожал шутить предупредительными знаками. Однако на этот раз пахло не шуткой. Кабраль почуял, что штормит. И ему потребуются весь его опыт, весь ум, хитрость и изворотливость, чтобы не оказаться проглоченным.

– Приказ отменить заседание пришел из дворца? – шепчет он. Заместитель председателя, склонившись, прижимает ухо к самому рту Кабраля.

– Откуда же еще? Более того. Отменены заседания всех комиссий, в которых участвуешь ты. Указание гласит: «До прояснения ситуации с председателем Сената».

Он лишается дара речи. Сбылось. Сбывается кошмар, который по временам отравлял ему победы, восхождение и достижения на политич.....

Урания пытается успокоить ее:

– Да, да, тетя, как скажешь, только не волнуйся, прошу тебя.

Обе дочери стоят рядом и тоже стараются успокоить мать. В конце концов она утихает и съеживается в кресле, понурая, осунувшаяся.

– Прости меня, что я тебе это рассказала. – Урания целует ее в лоб. – Глупо получилось. Но меня это жгло столько лет.

– Она успокоится, – говорит Манолита. – Я останусь с ней. А ты правильно сделала, что рассказала. Пиши нам, пожалуйста, а то и по телефону позвони. Давай не будем больше терять друг друга, сестрица.

– Обещаю, – говорит Урания.

Манолита идет с ней к двери, и у выхода, возле машины Лусиндиты, старенькой «Тойоты», купленной по случаю, они прощаются. Снова обнимаются, у Манолиты заплаканы глаза.

В машине, пока они едут по безлюдным улицам Гаскуэ к отелю «Харагуа», на Уранию наваливается тоска. Зачем ты это сделала? Разве ты станешь теперь другой, разве это освободит тебя от кошмаров, которые высушили тебе душу? Конечно же, нет. Ты проявила слабость, впала в сентимен.....