Начало
Марио Варгас ЛЬОСА ЛИТУМА В АНДАХ Cain's City built with Human Blood, not Blood of Bulls and Goats. William Blake. The Ghost of Abel. Каинов град воздвигнут на человечьей крови, не на крови быков и коз. Уильям Блейк. Тень Авеля. Часть первая I Увидев остановившуюся в дверях индеанку, Литума догадался, о чем она собирается рассказать. Об этом она, похоже, и поведала, шамкая и брызгая слюной, пузырившейся в уголках ее беззубого рта. Но на кечуа. – Что она говорит, Томасито? – Я плохо разбираю, господин капрал. Молодой полицейский обратился к женщине тоже на кечуа, помогая себе жестами, и попросил говорить медленнее. Женщина все так же не разборчиво повторила свои слова, которые показались Литуме варварской мешаниной звуков. Его вдруг охватило беспокойство. – О чем она толкует? – У нее пропал муж, – шепотом ответил его подчиненный. – Кажется, четыре дня назад. – Это уже третий, – пробормотал Литума, чувствуя, как на лице выступает пот. – Чертовщина какая-то. – Что теперь будем делать, господин капрал? Середина
– А тебе не нравится? – Он медленно прошелся губами вокруг ее уха. – От всех этих обжиманий в машине только яйца болят, – поучительно сказал Литума. – Мне щекотно, – засмеялась она. – Шофер подумает, что я какая-то дурочка – смеюсь, не переставая, всю дорогу. – А все потому, что ты несерьезно относишься к любви, – снова поцеловал ее Карреньо. – Обещай мне, что никогда в жизни не наденешь больше полицейскую форму, – сказала Мерседес. – Ну хотя бы пока мы вместе. – Я сделаю все, о чем ты меня попросишь, – нежно ответил Томас. – И посмотри, что из этого вышло, – вздохнул Литума. – Ты снова щеголяешь в форме, и здесь тебе даже не на что сменить ее. Так и умрешь в сапогах. Видел этот фильм? Карреньо обнял Мерседес за плечи и прижал к себе, стараясь смягчить тряску. Быстро стемнело, и сразу же похолодало. Они натянули альпаковые свитера, купленные в Уануко, но холод все равно пробирал: в треснувшее стекло задувал ледяной ветер. Шофер в конце концов выключил радио, его уже совсем невозможно было слушать, и, стараясь говорить как можно громче и отчетливее сквозь толстый шарф, сказал: Конец
– Да убить это было бы еще ничего, – повысил голос бурильщик, и Литума подумал, что те, что спят в глубине барака, могут проснуться и заставить их замолчать. Или подкрадутся на цыпочках и заткнут бурильщику рот. А его самого за то, что он слышал то, что слышал, отведут к заброшенной шахте и сбросят вниз. – Мало ли людей убивают повсюду? Убить – это самое простое. Теперь это такая же пустяковина, как пойти облегчиться, разве не так? Нет, вовсе не убийство та заноза, что мучит здесь людей. Не меня одного, но и многих других, тех, кто ушел. Не убийство, а совсем другое. – Что другое? – Литума похолодел. – Этот вкус во рту. – Бурильщик перешел на шепот: – Он не проходит, сколько ни полощи рот. Я и сейчас его чувствую. На языке, на зубах. И даже в горле. И глубже, чувствую его в желудке. Будто только что перестал жевать. Окурок обжигал Литуме палец. Он кинул его на пол, растоптал. Он понял, что ему сказал пеон, и не хотел знать больше. – Так, значит, и это тоже. – Он ловил воздух открытым ртом, никак не мог вдохнуть.
|