Начало
-- Ну, Мейбл, а ты как собираешься?-- с глупой небрежностью спросил Джо. За себя он не волновался. Не дожидаясь ответа, он отвернулся и сплюнул табачную крошку. За себя он был спокоен, а прочее его не интересовало. Три брата и сестра сидели за столом с остатками завтрака, пытаясь изобразить нечто вроде семейного совета. Утренняя почта подвела последнюю черту под их разорением: все было кончено. Сама столовая -- мрачная, с тяжелой, красного дерева мебелью -- и та, казалось, обреченно ждала конца. Семейный совет проходил вяло. Трое мужчин, развалясь вокруг стола, обменивались неопределенными репликами о своем положении, и чувствовалось почему-то, что все это -- впустую. Девушка держалась особняком, невысокая, хмурая, лет двадцати семи. Братья жили своей жизнью, она -- своей. Она была бы хороша собой, но безучастная -- "бульдожья", по выражению братьев,-неподвижность портила ее лицо. Снаружи донесся нестройный конский топот. Мужчины, все так же развалясь на стульях, повернули головы к окну. За темными кустами остролиста, отделяющими полоску газона от дороги, показалась кавалькада -- это со двора выводили на прогулку лошадей. Выводили в последний раз, послед..... Середина
Пониже Старой поляны, в зеленом, размытом дождями овражке лежал среди полей глубокий квадратный пруд. Зоркий глаз врача, скользя по окрестности, заметил, что за ворота на выгоне вышел кто-то в черном и направился к пруду. Он пригляделся. Похоже, это была Мейбл Первин. Доктор тотчас насторожился. Зачем ей туда понадобилось? Он остановился на сбегающий под уклон дорожке и стал наблюдать. Лишь с трудом удавалось ему различить, как движется вглубь предвечерней тени черная фигурка. Тьма обступила ее так плотно, что он, подобно ясновидящему, скорее улавливал ее мысленным взором, а не обычным зрением. Впрочем, ее было все-таки видно, если как следует сосредоточиться. Он понимал, что стоит отвлечься, и он окончательно пот..... Конец
Когда она опять подняла к нему лицо, на нем рдел тонкий, мягкий румянец, и опять грозным сиянием занималась в ее глазах радость, наводящая на него ужас, но теперь он жаждал видеть ее, ибо еще ужасней было видеть в ее глазах сомнение. -- Вы любите меня?-- дрогнувшим голосом спросила она. -- Да.-- Ему стоило мучительного труда выговорить это слово. Не потому, что он сказал неправду. А потому, что правда была чересчур новой и сказать о ней вслух было все равно, что еще раз полоснуть острым по его кровоточащемцу сердцу. И потом, даже теперь он не слишком хотел, чтобы это было правдой. Она обратила к нему лицо, и он, склонясь, поцеловал ее в губы, нежно, как целуют однажды в жизни, давая клятву навек. И опять сердце больно сжалось у него в груди. Ведь он совсем не собирался любить ее. Но вспоминать об этом было поздно. Он уже перешагнул через пропасть, разделяющую их, и все, что ос.....
|