Начало
Святослав Логинов Колодезь Авторское преуведомление Перед вами странная книга – фантастический роман, в котором автор старался по мере сил соблюсти историческую правду, причём ради самой правды, не обращая внимания на конъюнктуру момента. А ведь давно известно, что история – это политика, опрокинутая в прошлое, а правда колет глаза. В результате большое количество людей может быть обижено и даже оскорблено моей книгой. У них я заранее прошу прощения. Правда, господа, ничего, кроме правды! Семнадцатый век был суровым и жестоким временем, об интернационализме и дружбе народов в те времена почти никто не думал, и люди не стеснялись в выражениях, хуля своих соседей. Большинство ругательных словечек взято мною из подлинных документов того времени, лишь кое-что смягчено. К тому же следует помнить, что многие слова, ныне считающиеся оскорбительными, прежде такими не были. Матерные слова, которые я употребляю чрезвычайно редко, несли функцию обычных слов. Их можно в изобилии встретить в сочинениях протопопа Аввакума и патриарха Никона, в письмах Алексея Тишайшего и много ещё где. А вот в письме запорожцев султану, написанному специально, чтобы оскорбить адрес..... Середина
– Проходи, батюшка, дальше! У нас самих есть нечего. Семён вгляделся в старушечье лицо и позвал: – Олёна, это ты, что ль? Окошко распахнулось, Олёна – Никитина жена, постаревшая и почти неузнаваемая, высунулась на улицу. – А ты-то, батюшка, кто таков? – спросила она и вдруг ахнула: – Да никак – Сёмка! – Я, Олёна, – сказал Семён. – Вишь, вот воротился. * * *В доме не было уже ничего знакомого, только ухваты да ведёрный чугун на шестке остались прежними. Даже полати, на которых стелилось всем семейным, сменились. Из-за занавески в дальнем углу доносился скрип люльки, смолкший, едва Семён вошёл в избу. Занавеска дрогнула, и в щели показался любопытный глаз, ослепительно синий, словно самый чистый персидский лазурит. У Никиты в мальчишестве такие же глаза были, а это уже, видать, внука. Покуда Семён по свету шлялся, тут новое племя народилось, а о нём, о Семёне, небось и не слыхал никто. Олёна стояла посреди избы, сложивши руки на животе и открыв рот, словно обеспамятела и не могла войти в чувства. Наконец она выдавила: – Где ж ты пропадал, Сёма, столько лет? Конец
Семён достал серёжки, прищурив глаз, посмотрел сквозь красный камень. «Никак те, о которых дед Богдан рассказывал, – вспомнил он. – Говорил ещё, что был бы помоложе – знал бы, куда девать… А ведь, поди, и так знал, что здесь девчоночка появится, а то зачем берёг?» Семён спустился вниз, приостановился в дверях, любуясь Лушкой. – А что, Луша, у тебя именины когда? – Ой, деда, не знаю… – Лушка выпятила губу. – Вот те раз! А я-то тебе подарочек приволок от деда Богдана. Ну, коли не знаешь, получи сейчас, – Семён раскрыл ладонь. Лушка охнула, схватила серьги, мигом вдела в уши и заметалась по дому, ища зеркало. Зеркала не было, и ничего подходящего тоже не нашлось. Лушка чуть не плакала, пытаясь рассмотреть себя в ковшике с водой. – Ничего, – сказал Семён, – ужо разживёмся, купим и зеркало, налюбуешься тогда. Лушка вздохнула, сняла серёжки, положила их перед собой на.....
|