Начало
Морис Леблан Эдит Лебединая Шея — Арсен Люпен, что вы на самом деле думаете об инспекторе Ганимаре? — Только самое лучшее, дорогой друг. — Только самое лучшее? Тогда почему же вы не упускаете случая выставить его в смешном виде? — Дурная привычка, о чем я очень жалею. Но, собственно, что вы хотите? Так уж повелось. Вот вам славный малый, полицейский, а еще целая тьма славных малых, которые обязаны охранять порядок, которые защищают нас от апашей[1] и даже гибнут за нас, честных людей, а мы за это платим им насмешками и презрением. Нелепость какая-то. — Помилуй бог, Люпен, вы говорите, как буржуа. — А кто же я, по-вашему? Если у меня несколько особое отношение к чужой собственности, то заверяю вас, чуть только коснется моей, все меняется. Пусть кто-то попробует потянуться к тому, что принадлежит мне! Тут я становлюсь безжалостен. Руки прочь от моего кошелька, моего бумажника, моих часов! Во мне, дорогой друг, живут душа консерватора, инстинкты мелкого рантье, почтение ко всяческим традициям и всяческим властям. Поэтому я питаю к Ганимару глубочайшее уважение и благодарность. — Но не восхищение. Середина
— Шеф, это вы? — Это вы, Ганимар? Оба они были люди предусмотрительные и прежде всего уверились, с тем ли человеком говорят. Убедившись, Ганимар поспешно продолжал: — Шеф, немедленно пришлите десять человек. И прошу вас, приезжайте сами. — Вы где? — В особняке на первом этаже. Но я вас буду ждать у садовых ворот. — Еду. Само собой, в автомобиле? — Да, шеф. Машину остановите шагах в ста. Негромко свистните, и я открою. Все было сделано, как сказал Ганимар. Чуть позже полуночи, когда во всех окнах верхних этажей погас свет, он выскользнул на улицу и прошел навстречу г-ну Дюдуи. Они быстро посовещались. Полицейские выслушали распоряжения Ганимара. После этого начальник полиции и главный инспектор бесшумно прошли через сад и с величайшими предосторожностями заперлись. — Ну? — спросил г-н Дюдуи. — Что все это означает? Мы с вами смахиваем на заговорщиков. Но Ганимар даже не улыбнулся. Никогда еще г-н Дюдуи не видел его в таком возбуждении и не слышал, чтобы он говорил так взволнованно. — Какие-нибудь новости, Ганимар? Конец
— Но у меня для вас, шеф, есть еще подарочек! — Что вы имеете в виду, Ганимар? — вздрогнул г-н Дюдуи. — Как вы думаете, шеф, стал бы я беспокоить вас в такую позднюю пору, если бы речь шла лишь об этой дичи? Соня и Виктория. Фи! Они бы подождали. — Значит? — выдохнул г-н Дюдуи, наконец-то понявший причину волнения главного инспектора. — Значит, вы, шеф, уже догадались! — Он здесь? — Здесь. — Скрывается? — Вовсе нет, просто замаскировался. Это слуга. На сей раз г-н Дюдуи не произнес ни слова, не сделал ни единого жеста. Он был поражен отчаянностью Люпена. — Святая Троица умножилась четвертой ипостасью, — ухмыльнулся Ганимар. — Эдит Лебединая Шея могла наделать ошибок. Необходимо было присутствие главаря, и у него хватило наглости вернуться. Три недели он присутствовал при том, как я веду расследование, и спокойно наблюдал за моими успехами. — Вы его узнали? — Люпена невозможно узнать. Он так умеет гримироваться и перевоплощаться, что становится неузнаваем. А потом, я был так далек от подобной мысли. Но сегодня вечером, следя за Соней на темной лестнице, я услыхал, как Виктория на.....
|