Начало
Михаил Арцыбашев Подпрапорщик Гололобов И псу живому лучше, чем мертвому льву. Екклезиаст, 9, 4 I Молодой доктор Владимир Иванович Солодовников вышел пройтись по бульвару, что делал каждый день, если в это время, то есть около семи часов вечера, не был занят у больных. На бульваре он всегда встречал кого-нибудь из своих знакомых и, пройдя с ними весь бульвар из конца в конец, шел в клуб читать газеты и играть на биллиарде. Но на этот раз погода была дурная: небо с утра затянулось сплошными серыми тучами; было ветрено и сыро, а потому на бульваре не было никого, кроме неподвижного постового городового. Пройдя до конца бульвара, Солодовников повернул назад и решил идти прямо в клуб. Навстречу ему шел человек, и Владимир Иванович узнал в нем своего знакомого пехотного подпрапорщика Гололобова. Подпрапорщик шел, как всегда, щеголеватою быстрою походкою, бодро выступая лакированными сапогами, высоко подняв сильно подложенные ватой плечи и грудь и мужественно шагая по лужам. — Здравствуйте, воин, — сказал Владимир Иванович, поравнявшись с подпрапорщиком.
Середина
и давящее живую душу, — душу человека, который сейчас еще жив, а через минуту, быть может, исчезнет. Впечатление было так сильно, что Владимир Иванович разом повернулся всем телом и побежал назад, не обращая внимания на лужу, скользя и сбиваясь в жидкую грязь. Запыхавшись, весь в поту, с фуражкой, сдвинувшейся на затылок, он добежал до квартиры Гололобова и остановился, как давеча, перед освещенным окном. Сначала ему показалось, что он видит лицо подпрапорщика, но то был освещенный бок самовара. Лампа по-прежнему горела на том же месте, и виден был стакан с недопитым чаем и блестящею ложечкой. Но самого подпрапорщика не было. Владимир Иванович в нерешительности медлил перед окном. Ему чудилось, что там, в комнате, стоит страшная тишина и неподвижность, а посреди комнаты лежит убитый подпрапорщик. Владимир Иванович удивительно живо представил себе его фигуру, раскинувшуюся на полу, с бледным лицом, неподвижными глазами, струйкой крови на виске и на полу, с револьвером, зажатым в омертвевших пальцах. Владимиру Ивановичу показалось даже, что над столом, заволакивая лампу, плывет и колышется дым, но в это время на пристально напряженные глаза его набежали слезы, а когда он сморгнул их.....
Конец
Но Владимир Иванович не видел этой улыбки; он беспомощно опустился на стул возле кровати и зарыдал, и задрожал. Пристав испугался. — Воды, ты!.. — почему-то грозно крикнул он на городового. Городовой, зацепившись шашкой за косяк, со стуком выскочил в сени, а пристав растерянно стал уговаривать доктора. — Владимир Иванович, что вы-с?! Разве можно! Конечно, жалко… но что же делать? И пристав широко и недоуменно развел руками а потом опять сердито, и точно ругаясь, крикнул: — Да воды же! Ну… Воду принес в глиняной чашке большой старый городовой с испуганным лицом. — Ну вот… выпейте… доктор! Пейте, — уговаривал пристав, подавая воду. Владимир Иванович, стукаясь зубами о чашку, пил теплую воду с запахом хлеба и дрожжей. — Ну вот, ну вот! — обрадованно говорил пристав. — Да и пойдемте отсюда… Бог с ним! Владимир Иванович перестал плакать и оглянуло недоуменно и смущенно. И его поразило странное выражение лиц стоявших пере.....
|