Дин Кунц

Живущий в ночи

Роберту Готтлибу, проницательности, гению, преданности и дружбе которого я благодарен каждый день

Несу свое уродство,

Мой груз незримых мук

И грех, в котором сходство

С грехами всех вокруг.

Мне горький выпал жребий —

Покинуть отчий дом.

И на земле, и в небе

Для всех я стал врагом.

Часть первая

Сумерки

1

Телефон, стоявший на письменном столе в моем кабинете, освещенном лишь пламенем свечей, зазвонил, и я уже знал, что близится нечто ужасное.

Я – не медиум, мне не являются знамения с небес, линии на ладони не говорят мне ровным счетом ничего о будущем, и я не обладаю способностью цыган предсказывать судьбу по мокрым чайным листьям.

Мой отец умирал уже довольно долго. Почти всю предыдущую ночь я провел у его изголовья, утирая пот с отцовского лба и прислушиваясь к его затрудненному дыханию, так что теперь понимал: отцу осталось совсем немного. При мысли о том, что я вот-вот потеряю его и останусь – впервые за свои двадцать восемь лет – совершенно один на всем белом свете, душу мою пронизывал ужас.

– Возможно, это будет самый классный полет в моей жизни. Ты ведь сам сказал, что наше предназначение – наслаждаться полетом на гребне волны.

Побежденный, он отступил с моего пути, поднял правую руку и сделал мне шаку.

Я ответил ему глупым жестом из фильма «Звездный путь».

Он показал мне неприличный жест, оттопырив средний палец.

Сопровождаемый Орсоном, я покатил велосипед на восток – в ту сторону, где песок сменялся каменистым грунтом. Отойдя на несколько метров, я услышал голос Бобби, но не разобрал слов, а обернувшись, увидел его спину. Он направлялся к коттеджу.

– Что ты сказал? – крикнул я ему вдогонку.

Бобби обернулся и крикнул в ответ:

– Туман надвигается!

Посмотрев выше его головы, я увидел, что на мыс и впрямь наползает молочно-белая масса, взбитый пар, подсиненный светом луны. Так, молчаливо, в наших снах иногда вырастает зачарованная стена, отгораживая нас от надежд на спасение.

Городские огни казались чужим далеким континентом.

Часть четвертая

Глубокая ночь

21

Папа считает, что все пошло наперекосяк вовсе не из-за просчетов в теории. По его мнению, виноваты были люди из Уиверна, которые воплощали идеи матери в практику и занимались непосредственно лабораторными разработками. Они допустили кое-какие отклонения от ее теории. Тогда эти отклонения казались незначительными, но впоследствии привели к катастрофе.

Как бы то ни было, моя мама действительно уничтожила тот мир, который мы знали, но при этом она оставалась моей мамой. Она сделала это, руководствуясь любовью и почти несбыточной надеждой на то, что сможет спасти мне жизнь. Я и сейчас люблю ее так же сильно, как прежде, и поражаюсь тому, каким образом на протяжении последних лет жизни маме удавалось скрывать от меня терзавшие ее страх и боль. Ведь она уже знала, ЧТО происходит, предвидела, ЧТО грядет на смену привычному миру.

Мой отец не очень-то верил в то, что мать покончила с собой, однако в своих записках признал, что такое возможно. И все же ему казалось, что скорее всего ее убили. Хотя зараза распространялась слишком быстро и уже не было возможности ее остановить, мама наконец реши.....