Начало
Владислав Крапивин Тень Каравеллы Моей матери — первому моему читателю, критику и другу. *** Один раз, когда я был маленьким, мне очень повезло: у меня прохудились ботинки и пришлось сидеть дома. Не смейтесь. Если бы не этот случай, я не построил бы корабль. Был март. Под нашими окнами сверкала синевой и солнцем лужа. В луже, как в сказке, ходили эскадры. Только паруса у них были бумажные: в мелкую клетку и косую линейку. А мне было грустно. И чтобы прогнать плохое настроение, я пошел в кухню, отколол от полена кусок сосновой коры и начал строить свой кораблик. Первый. Потом за свою жизнь я построил целый флот. Были в нем и сосновые лодочки размером с ладонь, и модели каравелл, и настоящие яхты, которые не прочь поспорить с крепким ветром. Одной из самых больших радостей я считаю тот миг, когда парус набирает ветер, кренится мачта, натягиваются шкоты, а за рулем вырастает на воде бурлящая струя. Это так же радостно, как найти хорошие слова для новой книжки. Середина
— Как его зовут? — спросил я. — Олень. Это было чудесное имя. Такое стремительное и красивое. И я несколько раз повторил: «Олень… Олень… Олень…» И конь слышал меня. Не знаю, долго ли мы ехали. Не помню. Я уже совсем не боялся, и сидеть мне стало хорошо. Я поверил в надежность державших меня ладоней. В доброту и верность Оленя. — А ты не заблудишься? — услышал я. И очнулся. — Не заблужусь. Но мы были уже далеко от дома. У реки, перед мостом. — Беги домой, — сказал всадник. — А то еще потеряешься. Он ссадил меня на дорогу, и пришлось примириться с этим. Ведь чудо не может продолжаться вечно! Я посмотрел, как человек в кожаной фуражке садится в седло, провел рукой по гладкому боку Оленя и повернулся, чтобы идти домой. Хуже бывает, если долго прощаешься. И тут услышал: — Подожди, сынок. Эти два слова толчком остановили меня. Он сказал не «мальчик», не «пацан», а..... Конец
Я подошел бы к ним небрежной, чуть усталой походкой и сказал бы: «Не могли уж чуть-чуть подождать…» Они вытаращили бы глаза: «Ты откуда? Через мост бежал?» «Через мост? Ну конечно! Целых семь километров! И все бегом! Видите, даже вспотел, весь мокрый…» И стал бы деловито отжимать на себе трусы. И тогда Майка сказала бы: «Плыл? Ненормальный!» — и все посмотрели бы так же, как во дворе, когда я переломил меч. А Дыркнаб для порядка проворчал бы: «Еще раз поплывешь один — будешь иметь по шее… Сперва опаздывает, а потом в чемпионы лезет». «Я же из-за дела опоздал. Там один человек приехал, друг вашего Виктора. Все про вас с Маняркой расспрашивал. Вот я и задержался». И опять стало бы все хорошо! Я понимал, что желтая речная вода словно смыла бы с меня всю горечь неудачи, все презрение друзей. Но какой из меня пловец! Ведь месяц назад я едва держался на воде. Я ушел с плота. Разделся. Спрятал одежду в сухой глинистой расщелине среди бурьяна. Я еще ни капельки не верил, что всерьез поплыву через реку. Но что-то меня толкало к воде. Я вошел по колено. И вода впервые за все лето показалась холодной.
|