Начало
Патриция Корнуэлл Жестокое и странное Пролог Размышления проклятого, Спринг-стрит Две недели до Рождества. Четыре дня до полной пустоты. Лежу на железной койке и смотрю на свои грязные босые ноги, белый унитаз без стульчака и на тараканов, ползающих по полу. При виде их я уже не вскакиваю. Я просто наблюдаю за ними. А они – за мной. Я закрываю глаза и размеренно дышу. Я вспоминаю, как жарким днем ворошил сено и почти ничего не получал за работу, потому что не белый. Мне снится, что я жарю в жестянке арахис и, как яблоки, ем зрелые помидоры. Я представляю себя за рулем грузовика, с мокрым от пота лицом, с мыслями о том, что покину это затхлое место. Что бы я ни делал – ходил в туалет, сморкался или курил, – за мной наблюдают охранники. Часов нет. Мне неизвестно, какая погода. Я открываю глаза и вижу бесконечную унылую стену. Что должен чувствовать человек незадолго до своего конца? Похоже на грустную, грустную песню. Не знаю слов. Не могу вспомнить. Говорят, это случилось в сентябре, когда небо напоминает скорлупу яичка малиновки, а листья пылают ярким пламенем и падают на землю. Говорят, по городу рыскал зверь. И вот стало .....
Середина
– Я знаю, ты любишь меня. Это главное. Я знаю, что моя мама меня не любит, – сказала моя племянница. – Дороти любит тебя так, как она способна любить. – Ты абсолютно права. Насколько она способна, то есть не сильно, потому что я – не мужчина. Она любит только мужчин. – Нет, Люси. Твоя мать не так уж любит мужчин. Она просто никак не может найти того, кто даст ей почувствовать себя полноценной женщиной. И сама этого не понимает. – Пока она неизменно находит себе полноценных кретинов. – Согласна, что пока ей не очень-то везло. – Я так жить не собираюсь. Я не хочу быть похожей на нее. – Ты уже не похожа, – сказала я. – В проспекте я прочла, что там, куда мы едем, можно пострелять по тарелкам. – Чего там только нет. – А ты взяла один из своих револьверов? – По тарелкам из револьвера не стреляют, Люси. – Тем, кто из Майами, можно. – Если ты не перестанешь сейчас же зевать, я тоже начну. – Ну почему ты не взяла пистолет? – не унималась она. «Рюгер» лежал у меня в чемоданчике, но я не собиралась ей об этом говорить.
Конец
– Что-нибудь новое насчет его местонахождения? – Я смотрела, как Люси расставляла фигуры на шахматной доске. – Ничего. И я повторю то, что уже говорил. Этот тип абсолютно бесстрашен. Он весьма импульсивен и потому вызывает большую тревогу. – Я понимаю. – Никогда не забывай о соответствующих мерах предосторожности. В таких случаях невозможно предугадать, какие предпринять меры предосторожности, подумала я. – Мы все должны быть начеку. – Понимаю, – вновь повторила я. – Донахью и не подозревал, что за чудовище он на волю выпускает. Точнее, не подозревал Норринг. Хотя не думаю, что наш замечательный губернатор собственноручно выбирал это дерьмо. Ему просто был нужен этот чертов дипломат, и он, вероятно, велел Донахью сделать все необходимое, взяв на себя решение финансовой стороны вопроса. С Норрингом у нас ничего особо не получится. Он был слишком осторожен, и вряд ли найдется много свидетелей. – Помолчав, он добавил: – Ну, конечно, есть мы с вашим адвокатом. – Что вы имеете в виду?
|