Начало
Артур Конан Дойл ЭПИГОН ДЖОРДЖА БОРРОУ «Такое просто-напросто невозможно: люди этого не выносят. Уж я-то знаю — пытался.» Отрывок из неопубликованной рукописи о Джордже Борроу[1] и его сочинениях. Воистину, я пытался — и мой опыт, может статься, кого-то заинтересует. Я ушел в мир Джорджа Борроу с головой, особенно увлекли меня его «Лавенгро» и «Цыганский барон», — я позаботился о том, чтобы подчинить мои мысли, речь, стиль поведения манере мастера — и вот однажды погожим летним днем я отправился вести жизнь, о которой читал. Так я оказался в Сассексе, на проселочной дороге, ведущей от железнодорожной станции к деревушке Свайнхерст. Я шел, скрашивая прогулку тем, что перебирал в памяти всех основателей графства — начиная с Сердика, грозы морей, грабителя морестранников, и Эллы, его сына, который, по словам барда, был на наконечник копья выше любого великана в своей дружине. Я дважды упомянул об этом, беседуя с крестьянами, встретившимися мне на дороге. Один из них, тощий верзила с веснушчатым лицом, бочком проскользнул мимо меня и торопливо припустил к станции. Другой, ростом поменьше, а годами постарше, стоял, завороженно слушая, как я цитирова..... Середина
То был мужчина с широким румяным лицом и каштановыми бакенбардами. Этакий крепыш с квадратными плечами. Над левой бровью у него красовалась небольшая родинка. Одет он был в вельветовую куртку — и еще я обратил внимание на массивные башмаки с металлическими подковками, что стояли на облучке ф..... Конец
— Он сам напросился, — буркнула Генриетта. — Напросился? Как напросился? — не понял человек из табора. — Так. Сам просил, чтобы тот его ударил. Дал ему за это монету. Оборванец, казалось, был в недоумении. — Послушайте, господин, — пробормотал он. — Коль вы собираете пинки — так я могу постараться для вас за полцены. — Он застал меня врасплох, — объяснил я. — А что вы еще хотели от этого типа — как-никак, вы сбили с него шляпу. — усмехнулась девица. К этому моменту я наконец смог выпрямиться, используя дубовую балку перелаза как подспорье. Процитировав несколько строк китайского поэта Ло-тун-ана, говорившего, что сколь ни силен был удар, всегда можно представить удар того хуже, я огляделся в поисках пальто — однако его нигде не было видно. — Генриетта, — спросил я, — что ты сделала с моим пальто? — Эй, господин, полегче насчет Генриетты, слышите, — вспылил вдруг оборванец из табора. — Эта женщина — моя жена. Кто дал вам право звать ее Генриеттой?! Я поспешил уверить ревнивца, что в мыслях не имел ничего непочтительного или оскорбительного для его супруги.
|